Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой - стр. 28
“У Рауля, видимо, все хорошо, и ему нравится, – подвела итог Май фон Дардель в письме к свекрови после первого семестра в Энн-Арборе. – Удивительно, как легко ему дается английский”. Это правда, дела у Рауля шли хорошо, и хотя он не достиг блестящих успехов в геометрии, математике и химии, по английскому он стал лучшим в своей группе. “Я познакомилась [с Раулем] на занятиях английского и была поражена его огромным запасом слов”, – вспоминала его однокашница.
Вскоре Рауль подружился с Джоном Вехаузеном, который был годом младше его и изучал математику и физику на инженерном отделении[3]. Они обычно отправляются поесть “в маленькое заведение, куда другие, как правило, не хотят ходить с нами”. Рауль выписывает New York Times. Он пишет: “Это лучшая из газет, какие я когда-либо читал, и она считается лучшей в стране”. Он читает также Christian Science Monitor, потому что “ее высокое качество состоит в том, что она не пишет о скандалах, не распространяет ложь и т. д.”. Рауль становится членом дискуссионного клуба, что дает ему “сразу хорошую разговорную практику в английском, навык ораторского искусства и участия в публичных обсуждениях”. Однако после нескольких месяцев он чувствует разочарование:
Организуется и реорганизуется масса разных обществ и клубов. Надо признать, они обладают бóльшим навыком парламентаризма, чем шведские студенты, и на своих собраниях ругаются между собой гораздо меньше нашего. Но подозреваю, что отчасти это просто потому, что они ничуточки не интересуются словесными боями, а не потому, что обладают каким-то высшим здравомыслием. Однако, насколько я понимаю, в них гораздо больше развита способность к мудрому подчинению и признанию правоты лидера, вообще понимание того, что иметь лидера и сложившуюся организацию – это хорошо. Думаю, что их вера в авторитеты, или как уж там это назвать, – часть распространенного здесь явного движения за сохранение традиции и преемственности. Это становится особенно ясно, когда сравниваешь со Швецией. Там так много традиций и заведенных порядков, что реакцией студентов становится не вера, а протест.
Письмо Рауля Карлу Миллесу.
Американское удостоверение личности Рауля.
Несмотря на критическое отношение, Рауль вскоре вполне перенимает американский стиль жизни. Он обожает хотдоги, разгуливает в кроссовках и путешествует автостопом. Довольно скоро его американские товарищи награждают его ласковым прозвищем Руди. “Он был настолько американцем, насколько возможно, – по одежде, манере себя вести и сленговым выражениям, немедленно им подхваченным”, – вспоминал один из его студенческих приятелей Чарльз Роуса. Рауль забавлял окружающих своими талантами подражателя (он как никто умел имитировать животных и людей) и языковой фантазией, выражавшейся, в частности, в том, что для описания событий и вещей он изобретал новые слова.