Расследованный поцелуй - стр. 8
Швейцар перегородил дорогу Мирославову.
– Мне назначено на 10 часов Уткиным.
– Уткина еще нет. Если назначили на десять, то будут к одиннадцати.
– Это как? – не понял Мирославов. – Запланированное опоздание?
– Это, голубчик, театр. Люди здесь – свободные птицы. Случается, что и вовсе на репетиции не приходят. Корреспондентов созывают, а на репетиции не приходят. Все звездами стали.
Мирославов занял место в партере ровно посредине зала. Хотел посмотреть репетицию без комментариев.
Появился электрик. Он начал ставить свет, выцеливая лучи осветительных приборов на центральную часть сцены. По всей видимости, там и сосредоточится действие.
Уткин появился, когда на сцене уже стояли стулья и стол.
Мирославов поднял руку, помахал ею в воздухе.
Уткин шагнул было вперед, но остановился.
Мирославов посмотрел на часы. Вахтер оказался прав: опоздание ровно на час. Это у них, наверное в норме. 10 часов – срок мобилизующий. Если назначить на 9, все равно придут в одиннадцать. Жизнь ведь у актеров перевернутая.
Уткин спустился в зал, сел в третьем ряду.
– Начали, – крикнул он.
Откуда ни возьмись на сцену выскочила группа молодых людей и, бурно обсуждая что-то, остановилась в освещенном месте.
Молодой человек громким женским голосом стал рассказывать, как вчера славно повеселились.
Уткин сидел, скрестив руки, монументально глядя на сцену. Его затылок был чугунно влит в шею. Он, казалось, совершенно не слушал весь этот юношеский бред, а спиной смотрел на Мирославова.
Актеры резвились. Так продолжалось минут 15.
Уткин встал и вышел из зала. Через некоторое время появился на сцене с толстой тетрадью. Рядом с двумя стульями в руках шел его помощник.
Уткин сел на стул прямо в центре скрещивающихся лучей прожекторов, закинул ногу на ногу.
– Вы чем эту неделю занимались? – спросил и потряс тетрадью в воздухе. – Честно признайтесь, кто читал пьесу?
Актеры притихли.
– Не читали, впрочем, нечему удивляться, если вспомнить, у кого вы все учились.
Актеры понуро молчали.
Мирославову стало интересно: читали все- таки пьесу или нет? И что это за учитель такой, кого так бранит Уткин? Или он таким образом набивает себе цену?
– Берите стулья, – сказал Уткин, с силой хлопая тетрадью себе по коленям. – Будем разбираться.
Из стульев был образован кружок, в центр которого выходил актер и читал из тетради свой монолог.
Это были слова, написанные красивым русским языком 19 века.
Демов появился в конце репетиции. Взял свой стул и сел за кольцом. Уткин отпустил актеров, кивком головы пригласил Демова сесть поближе.
– Что скажешь о пьесе? – спросил Уткин.