Рассказы о Гагарине - стр. 2
Анна Тимофеевна с особой теплотой вспоминает, как снаряжала сына в школу. Она напекла ему толстых ржаных блинов и, завернув в газету, уложила вместе с тетрадками и учебниками в самодельный, обтянутый козелком ранец. Дом Гагариных находился далеко от школы, в другом конце длиннющей, с заворотом, сельской улицы, и Юре даже на большой перемене не поспеть к домашнему обеду. Намытый, наутюженный, с расчёсанной волосок к волоску головой, он то и дело спрашивал мать:
– Ты всё положила?
– Всё, всё, сынок. Надевай-ка свою амуницию.
От волнения он никак не мог попасть в лямки ранца. Анна Тимофеевна взяла сыновью руку, такую тоненькую, хрупкую, что у неё сердце испуганно захолонуло от любви и жалости, и просунула в ременную петлю.
Юра нахлобучил фуражку и решительно шагнул за дверь.
– Не балуйся, сынок, слушайся учителей, – сказала она вдогонку.
Анна Тимофеевна вышла на улицу. Школу отсюда не видать: скрыта за церковью и погостом. На стенах церкви, кладбищенской ограде и крыльце соседствующего с храмом сельсовета наклеены плакаты войны. Анна Тимофеевна помнила их наизусть: «Смерть немецким оккупантам!», «Родина-мать зовёт!», «Будь героем!», «Ни шагу назад!». По другую руку, за околицей, с десяток сельских жителей призывного возраста под командой ветерана-инвалида занимались шагистикой и разучиванием ружейных приёмов. Боевого оружия в наличии не имелось, кроме учебной винтовки с просверленным во избежание выстрела патронником, и ратники обходились гладко обструганными палками. Трудно верилось, что это клушинское воинство сумеет остановить вооружённого до зубов неприятеля.
Прихрамывая, подошёл Алексей Иванович. Его костистое лицо притемнилось.
– Не берут, чтоб им повылазило! – проговорил в сердцах. – Как сруб сгонять – так Гагарин, а как Отечество защищать – пошёл вон!
– Будет тебе, Алёша, – печально сказала Анна Тимофеевна, – не минует тебя эта война.
– И то правда!.. – вздохнул Гагарин. – Люди сказывают, он к самой Вязьме вышел.
– Неужто на него управы нету?
– Будет управа в свой час.
– Когда ж он настанет, этот час?
– Когда народ терпеть утомится…
Незадолго перед окончанием занятий Анна Тимофеевна, гонимая тем же чувством тревоги и печали, пошла к школе. Думала встретить сына по пути, но первый учебный день что-то затянулся. Она оказалась у широких низких школьных окон, когда конопатая девочка из соседней деревни, заикаясь и проглатывая слова, читала стихотворение про Бармалея.
Потом настал черёд толстого, молочного мальчика, похожего на мужичка с ноготок. Он вышел к столу учительницы, аккуратно одёрнул свой серый пиджачок, откашлялся и сказал, что любимого стихотворения у него нет.