Рассказы - стр. 31
– Так, тут еще и брадикардия: пульс по ночам падает ниже 30 ударов в минуту, – затем минуту помолчала и совершенно спокойным голосом проговорила тихо:
– Все ясно! – и громко добавила:
– Вы умрете во сне. Ну ладно, давайте будем делать кардиограмму.
– Постойте, постойте… Как – кардиограмму? Как – «во сне»? Когда? – медленно, с трудом, почти заикаясь, как в бреду говорил Тимофей Николаевич, снимая с себя электроды, вставая с кушетки и направляясь к двери.
– Больной! – закричала врач. Бросилась за ним и уже в дверях кабинета схватила его за локоть.
– Ложитесь немедленно на кушетку, иначе сегодня же я вас выпишу из больницы за нарушения режима! – визгливо и противно выпалила она… и замолчала, увидев взгляд Тимофея Николаевича, который остановился в дверях кабинета и, смотря сквозь нее, проговорил тихо и уверенно:
– Выписывай… только сегодня же, я пошел собирать свои вещи, – и пошел по коридору к своей, точнее, уже бывшей своей палате.
Врач, очнувшись, выбежала в коридор, что-то кричала, махала руками, но ничего этого он уже не слышал.
Собрав вещи, – их оказалось совсем немного – он сразу же позвонил друзьям, извинился за панику, сказал, что ничего у него не нашли и он сегодня выписывается из больницы, и поэтому навещать его и привозить ничего не надо; сигареты пусть отошлют наложенным платежом на его адрес в поселке.
– Предлагали же тебе, Тимофей, ложиться в хорошую больницу, а ты – «ничего не надо, вызову скорую», – сказал один из его близких друзей. Но он стоял на своем, что ничего у него не нашли – так, обычный приступ стенокардии, и зря валяться здесь, чтобы пройти все формальные стандартные обследования, он категорически не собирается.
Своей грузной фигурой в палату вошел Олег Олегович, сел на кровать Тимофея Николаевича.
– Что случилось, почему покидаете нас? – спросил заведующий отделением.
Пришлось рассказать все, как было.
– И всего-то?
– Нет! Не «всего-то», – проговорил Тимофей Николаевич. – А если не понятно – объясню. Человек, так Всевышним заведено, уходит из жизни один и только один раз. А перед этим исповедуется, причащается. Ну да ладно, я попам не верю, и для меня Бог – это одно, а попы – это совсем другое: к Богу они никакого отношения не имеют. Я не говорю об отдельном священнике как о человеке, а в целом – о церкви. Но вот попрощаться с кем-то, сказать то, что за всю жизнь так и не собрался человеку сказать, попросить у кого-то прощения и прочее… я обязан перед своим уходом. Так если я уйду во сне, то что прикажете с этим делать – каждый вечер, что ли, все повторять вновь и вновь, ведь вечер-то каждый последним оказаться может? Так каждый вечер мне с миром прощаться прикажете? Как жить-то мне дальше – не представляю!