Рассказы - стр. 30
– Нет, – ответил врач, – мы не можем бороться с Добром, а шрамы – это и есть Добро: Зло шрамов не имеет!
Вдруг кто-то совсем рядом застонал – они стали оглядываться по сторонам.
Тимофей Николаевич открыл глаза и обнаружил, что стонет тот самый молодой начальник цеха, матом ругая кого-то во сне. Спустя некоторое время тот затих, но Тимофею Николаевичу больше не спалось, сколько бы он не ворочался с боку на бок. К тому же мешал Холтер – тот самый прибор, который снимает кардиограмму целые сутки. Начальник цеха снова начал стонать. Тимофей Николаевич встал, поправил ему подушку, и тот снова затих. Только под утро Тимофею Николаевичу снова удалось задремать.
И снилось ему море. Он лежал на золотом песке у самой кромки воды, которая, как маленький ребенок, щекотала его тело и, убегая обратно в морскую пучину, все оглядывалась, не бежит ли он за ней следом. Эта игра моря с Тимофеем Николаевичем продолжалась долго, успокаивала его, доставляла ему истинное наслаждение. Он радовался жизни. «Так хорошо жить, – думал он, – просто жить, лежать на песке и смотреть, как ласковое море целуется с нежным небом, там, где-то, на горизонте…»
Сон прервал голос медсестры:
– Вставайте, вставайте, вам же к восьми часам идти Холтер снимать, – сказала сестра, тряся его за плечо, и назвала номер кабинета, куда ему надо было идти.
Спросонья, не умывшись, в тапочках, надетых на ноги наоборот – левый – на правую ногу, правый – на левую – он поплелся по-тихому еще коридору больничного отделения к указанному кабинету. Он вошел в кабинет и поздоровался – ответа не последовало. Врач оказалась милой и добродушной с виду женщиной. Поскольку она никак не представилась, Тимофей Николаевич тоже решил промолчать. Лет ей было пятьдесят или около того. Глаза ее он так и не смог разглядеть: она даже не посмотрела на него – и сразу бросалось в глаза безразличие к пациенту. Она выполняла работу машинально, что-то постоянно тихо говоря, самой себе – рассуждала тихо вслух, нисколько не смущаясь, слышит ли ее кто-нибудь или нет.
Врач сняла с Тимофея Николаевича прибор и указала ему на кушетку. Он лег, и она прикрепила электроды.
– Сделаем контрольную кардиограмму, а я предварительно посмотрю расшифровку прибора, – и она углубилась в разглядывание какого-то экрана, на котором, может быть, был его приговор.
Как и все больные в таком случае, он лежал и с надеждой внимательно смотрел на ее лицо: а вдруг все не так уж и плохо, и она сейчас улыбнется и скажет, что ничего страшного. Но ее лицо оставалось абсолютно непроницаемым – она даже пару раз зевнула – и, не глядя на Тимофея Николаевича, проговорила: