Расплата за предательство - стр. 12
Шпарит. По телу проходит дрожь, но я запрещаю себе даже это.
Только не сейчас.
Только не сейчас…Василиса, твою мать, не смей…
Тихо выдыхаю. Вздрагиваю, когда Ванина горячая ладонь ложится мне на щеку, непроизвольно хочу отстраниться, за что сразу же себя ругаю.
Не смей! Или будет только хуже…
Удается усмирить порыв, но и это его не устраивает. Рука резким движением оказывается под моей нижней челюстью, рука направляет лицо наверх.
Ну все. Некуда бежать. Мне остается только смотреть в его потемневшие глаза и молиться…о чем только? О спасении? О милости? Вряд ли меня здесь ждет хоть что-то из этого списка.
О нет.
Ваня ненавидит меня. Я это буквально осязаю: черные эмоции волнами исходят из него и поглощают, топят меня.
Но я это заслужила.
Просто…чтобы было не мерзко и быстро. Пожалуйста…
- Расстегивай ширинку, - хрипит низко, и на секунду я не верю в то, что он это действительно говорит.
Как ни пытайся, а резонирует.
Он раньше никогда не был таким жестоким…
Господи, ну, решили же! Забудь о том, что было раньше. ЗА-БУДЬ!
Но это сложно забыть. И сложно принять.
Только надо.
В моей жизни есть исключительно слово «надо», я это уже приняла, а значит, смогу принять и то, что есть здесь и сейчас.
Поборов эмоции, я опускаю глаза на пуговицу и покорно к ней тянусь. Это мерзко и гадко. Это унизительно, но я это делаю. Дрожащими пальцами открываю ее, на миг торможу, чтобы набраться смелости, и хочу расстегнуть ширинку, но вдруг крепкие ладони перехватывают запястья.
Знаете? Мне кажется, с нежностью. Я с такой надеждой поднимаю глаза…я так…хочу, чтобы он на самом деле не был таким. Чтобы это была маска. Чтобы…все было, как раньше. И совершенно забываю: надежда — твой самый главный враг, Василиса. Она тебя всегда и подставляет. Она тебя всегда больше всего ранит.
Потому что на лице Вани нет ни одной хорошей, приятной для меня эмоции, там только…отвращение.
- Ты серьезно полагаешь, что я буду с тобой спать? - выплевывает он с насмешкой, - С тобой?! Да я сдохну скорее, чем к тебе прикоснусь!
Ваня отталкивает меня с такой силой, что я падаю навзничь и ударяюсь о кровать затылком, однако это снова неважно. Все, что я могу — смотреть на то, как мужчина всей моей жизни вытирает руки о брюки с видом, будто касался только что чего-то по-настоящему омерзительного.
Самое забавное, что это самое больное. Из всего, что тут сейчас было — это самое ужасное. И взгляд, которым он меня шпарит тоже. Тот самый, каким смотрят только на грязь из-под своих ботинок.
Ваня снова приседает напротив меня на корточки и усмехается.