Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - стр. 20
Отец пишет в своих воспоминаниях по поводу отказа ГУС в утверждении его в звании профессора следующее: «Хотя опубликование моих работ и послужило препятствием для утверждения меня в звании профессора, я нисколько не раскаиваюсь в напечатании этих работ, так как я глубоко убежден, что эти статьи представляют наибольшую научную ценность из всего, мной написанного, и остаток моей жизни (воспоминания писались в 1955 году) я намерен посвятить дальнейшей разработке намеченных там идей».
Заканчивая описания пермского периода нашей жизни, хочу прибавить, что для становления личностей многих начинающих ученых атмосфера Пермского университета сыграла огромную роль, предопределив поведение в ситуациях, в которых требовался достаточно высокий этический уровень.
А для нас, детей, дух общества на Заимке стал «открытием мира» с его многообразием мыслей, чувств и норм поведения, интеллектуальной школой жизни.
III. Самара (Куйбышев)
В Самаре мы прожили три года (1927–1930). У нас была прекрасная большая квартира в особняке над Волгой, в центре города, с каменной террасой, откуда открывался вид на волжские просторы и Жигули. Отец приехал туда в начале 1927 года, а мы всей семьей присоединились к нему в июле.
Самарский сельскохозяйственный институт помещался в здании бывшей духовной семинарии. Лекции и занятия по зоологии шли в семинарской церкви, алтарь и ризница которой были приспособлены под энтомологический кабинет, а для себя отец устроил уголок на хорах. Для него это помещение было удобно: «во-первых, там не было случайных посетителей, во-вторых, я всегда слышал ведение занятий моими ассистентами и мог поэтому их корректировать…»
Надо сказать, что отец мог распределять свое внимание (почти в равной мере) на два или три дела, которые выполнял одновременно, и совершенно отключался от всего того, что его не касалось и не интересовало. Сколько я помню, дома почти никто из присутствующих в квартире не мог ему помешать, если только дети к нему непосредственно не обращались или не ссорились между собой – последнее обстоятельство его всегда очень огорчало и расстраивало.
Письменный стол отца помещался на самом краю хоров, там же стояла и непрерывно стучала его пишущая машинка, а часть хоров была использована им под лабораторию. Оборудование последней было самым примитивным, но отец вполне «устроился» в таких условиях и написал свою основную работу по прикладной энтомологии, за которую (вместе с другими) ему в 1936 году присудили ученую степень доктора сельскохозяйственных наук. Это было исследование, посвященное оценке вредоносности хлебного пилильщика и узловой толстоножки. С обстоятельным английским резюме эта работа была послана в числе прочих немецкому профессору Рэ (Reh), возглавлявшему издание большого руководства по вредителям и болезням растений. Рэ написал потом, что, к сожалению, в Германии в настоящее время такие работы производиться не могут в силу недостаточной технической оснащенности… А отец проделал эту работу при полном отсутствии такой оснащенности, как, впрочем, и всякой помощи вообще. Отец полагал, что профессор Рэ, как и большая часть тогдашних энтомологов-прикладников, не был знаком с математической статистикой. Поэтому-то таблицы, составленные отцом, показались ему делом чрезвычайной трудности.