Рапсодия моей мечты - стр. 6
Катя часами играла упражнения и произведения, оттачивая их до совершенства и получая заслуженные похвалы от Майи Моисеевны.
Конечно, мама удивлялась и довольно долго допытывалась у дочки, что же такое произошло – мечтала-мечтала певицей быть, и вдруг – как отрезало.
– Мамочка, ну ты же понимаешь, что, если я буду кидаться в разные стороны, то толком ничего не добьюсь. Буду поступать на фортепиано, значит, им и занимаюсь. А пение сейчас только отвлекать будет.
Объяснение выглядело не слишком убедительно, однако, больше ничего добиться от Кати было невозможно – она молчала как партизан. К тому же, в школе, где работала Марина Николаевна, наконец-то появился хор и даже вокальный ансамбль из голосистых ребят, и она все силы и время тратила на занятия с ними – разбираться с проблемами дочери возможности особой не было.
К одиннадцатому классу страсти немного утихли. Во-первых, почти все самые злостные Катины гонители из числа одноклассниц ушли в колледж после девятого класса, а, во-вторых, у Кати появился защитник.
Димка Николаев, симпатичный невысокий мальчик, который перешел в их класс в этом году, как-то сразу почувствовал симпатию к Кате. Он попросил разрешения сидеть с ней за одной партой и чуть ли не единственный из всего класса общался с ней доброжелательно. Больше того, он всегда вступался, если девушку начинали обижать и жестко пресекал обращение к ней обидным прозвищем «Саловей».
Кате мальчик тоже понравился. Очень понравился. Она сразу отметила чуть резковатые, но гармоничные черты его лица, а, главное, необыкновенные желто-зеленые глаза в обрамлении длинных черных ресниц. Когда он подходил к ней и заговаривал, девушка смущалась, краснела и опускала глаза. Дима… Она чувствовала, как в сердце зарождается первое робкое чувство – и очнулась.
«Забудь! – остановила она себя, пока не стало слишком поздно, – он твоего роста и вдвое худее! Мы даже рядом выглядим смешно! Ты же не думаешь, что у вас хоть что-то может быть общее?..» И вскоре Димка подтвердил ее предположение, объяснив причину своей симпатии – сострадание. Он сам прошел через травлю в старой школе:
– Я был очень маленького роста. И очень худой. Даже не буду говорить тебе, как именно меня дразнили… Я был изгоем, – рассказал он как-то в порыве откровенности, провожая Катю домой, – Это только последний год я начал расти, а раньше… Словом, я тебя понимаю, Кать. И в обиду не дам!..
Вот так. Они просто товарищи по несчастью. Не более того. Тем не менее, Катя была рада, что у нее есть Дима. Правда, с его приходом одноклассники перестали издеваться над девушкой открыто, гадости теперь творили исподтишка и гораздо реже. Сейчас, в мае, они притихли совсем, и Катя очень рассчитывала, что у них наконец-то появились дела поважнее. Последний звонок, экзамены, выпускной – до Кати ли тут? И девушка расслабилась, решив, что ее мучения закончились.