Раненые Звёзды 5 - стр. 4
Начал пытаться тормозить. Но это было всё равно, что сдерживать лавину.
У меня не было шансов стать тем, кем я пытался стать. Так, на собственном горьком опыте я убедился, что все этапы, которые проходит информация в своём развитии – существуют не зря.
Прихотью внешних сил я подступил к новому уровню бытия, не будучи готовым.
Перед тем, как всё закончилось, я ещё успел понять, чем же именно занимался Эльми, в своей очень странной, изолированной мультивселенной.
Он просто пытался подняться выше – но за чужой счёт, чтобы остаться собой. Чтобы не терять возможность даже понимать те вещи, которые очевидны любому человеку – но о которых не может говорить обитатель Хаоса. Просто потому, что у него нет слов.
Моё единение распалось на множество миров. Я не знаю, что случилось с остальными «я». Может, все погибли, и я последний осколок во всём множестве миров.
А, может, тот я, который остался на освобождённой Земле, тоже смог вырваться, и сейчас расценивает случившееся как досадную неприятность. Продолжает жить своей (моей?) жизнью. Отстраивает Землю. Налаживает новые связи. Говорит с Гайей, чтобы найти другие пути развития.
Я довольно быстро понял, что её мне не хватает особенно сильно.
Поначалу у меня была надежда, что на этой версии Земли она тоже существует – в том или ином виде.
Но это оказался очень странный мир. Будто специально созданный в насмешку над той Землёй, где меня создали.
Внешне тут было всё почти так же, как у меня. Только великие события прошлого, в которых я участвовал – тут не происходили. Их влияние заменялось стечением обстоятельств разной степени невероятности.
Например, тут не было Фаэтона. А Пояс астероидов образовался в результате гравитационного влияния Юпитера. Тут не появилась Гайя. Но её действия по спасению биосферы от катаклизмов компенсировались процессами, которым здешние математики дали определение «самоорганизация» и «Теория Хаоса».
Насчёт существования марсианской цивилизации в этой системе были большие сомнения. Равно как и венерианской.
В жизни моих родителей не происходило никаких странных вещей. А я рос самым обычным парнем. Вернее, тот вариант меня, который существовал до моей попытки возвыситься.
Потому что это парень так бы и продолжал жить обычным тренером, если бы не моя подлинная память, которая осталась при мне.
В конце концов, я бы, наверно, сам решил, что эти воспоминания – плод моего больного воображения. И обратился бы к специалистам, чтобы попытаться от них избавиться.
Но у меня по непонятной причине остался режим. Единственное нематериальное свидетельство того, что происходило со мной в последние годы.