Пять женщин, предавшихся любви - стр. 3
У Кюэмона была сестра по имени О-Нацу. В том году ей исполнилось шестнадцать лет, и хотя она уже подумывала о любви, однако ни за кого еще сговорена не была.
Даже в столице, не говоря уже о провинции, среди порядочных женщин не видывали такой красавицы, как О-Нацу. Была когда-то в Симабаре красавица гетера, носившая на своей одежде живого мотылька вместо герба, так вот киотосцы уверяли, что и ее превосходила красотой О-Нацу. Больше говорить нечего: все должно быть понятно из одного этого сравнения.
Думалось, что и сердце ее должно соответствовать ее наружности.
Однажды Сэйдзюро отдал свой пояс, который носил каждый день, служанке по имени Камэ и сказал ей:
– Пояс слишком широк. Сделай, чтобы было впору.
Та принялась тут же его распарывать, смотрит – в нем клочки старых писем.
Стали читать их одно за другим – а их было штук до сорока пяти. Все они адресованы господину Сэйдзюро, подписи же разные: Укифунэ, Ханасима, Кодаю, Акаси, Уноха, О-Сэндзю, Тикудзэн, Тёсю, Итинодзё, Коёси, Кодзаэмон, Мацуяма, Дэва, Миёси – имена гетер из Муроцу!
В каждом письме выражалась глубокая привязанность, преданность до самой смерти; в них не было ничего неприятного – и не скажешь, что писала гетера: строчки дышали искренностью.
Если так, то и эти женщины, оказывается, вовсе не так уж плохи. Что же до Сэйдзюро, то он, как видно, имел успех в любовных делах.
И вот, раздумывая о том, что он, наверное, умел проявить и щедрость, и любопытствуя, чем могла быть вызвана такая страсть к нему множества женщин, О-Нацу сама не заметила, как влюбилась в Сэйдзюро.
С той поры днем и ночью она все помыслы отдавала ему, душа ее словно рассталась с телом и переселилась в грудь Сэйдзюро, и даже говорила как будто не она сама, а кто-то другой. Она уже не замечала весенних цветов; лунная осенняя ночь для нее была все равно что день; снег на рассвете не казался ей белым, и голос кукушки при заходе солнца не достигал ее слуха. Что праздник Бон, что Новый год – было для нее безразлично.
Наконец она совсем потеряла голову, страсть так и горела в ее взглядах, желание проявлялось в ее речах.
«И прежде бывали такие примеры. Надо бы как-нибудь помочь ей», – думали, жалея О-Нацу, ее служанки. И тем временем сами все влюбились в Сэйдзюро.
Домашняя швея уколола себя иголкой, написала кровью о том, что у нее на сердце, и послала ему. Девушка, прислуживающая в комнатах, обратилась к кому-то за помощью, и вот мужской рукой было написано послание, которое она и опустила в рукав Сэйдзюро. Горничная то и дело подавала в лавку чай, хотя там никто в нем не нуждался. Кормилица подходила к Сэйдзюро, совала ему в руки младенца, и тот оставлял свои следы у Сэйдзюро на коленях.