Пьяное лето (сборник) - стр. 18
Узнав, кто он, его не раз угощали в забегаловках и пивных. Бывали случаи, что ему за просто так выкатывали бутылку. А некоторые женщины, любительницы гениев и поэтов (есть любительницы офицеров и моряков, но я не заметил в своей среде, чтобы были любительницы прозаиков, может быть, потому, что прозаики все были неважные), предпочитали провести время с ним в постели, что для меня совсем не казалось с некоторых пор странным. Помню, как в восьмидесятых годах одна юная и весьма смазливая особа, сидя со мной за столиком в «кабаке» Дома Писателей, хвасталась, что она переспала с Ширали, чем вызвала во мне смех.
Самое смешное, что успехом у женщин любили прихвастнуть и сами поэты. А поскольку поэты, что называется, были народные, поскольку все мы вышли из народа, то это часто выражалось в довольно откровенной и вульгарной форме.
– Я ее… – сказал мне один уже немолодой поэт, когда мы сидели в холле дома отдыха Союза Писателей в Комарове. Я взглянул на ту, на которую он указал своим взглядом. По лестнице тяжело спускалась толстая седая старуха – бывшая жена известного прозаика. И я чуть было не задохнулся от неестественного смеха. Разумеется, все это было в молодости. И, разумеется, все это было давно. Но, глядя на седую старуху, мне было это слышать садняще стыдно.
– Зачем ты мне это говоришь, – помнится, только сказал я, и в нашем общении наступила некоторая легкая заминка или пауза, которую я постарался поскорее убрать, ибо не хотел выступать в роли моралиста.
– Да что с вами делать, с поэтами, – сказал я, улыбаясь.
– Тут одна ко мне пристала на улице, когда узнала кто я, – говорил он с присущим ему пьяным добродушием, сидя передо мной за столом. – А у меня уже прр!..
И он сделал то движение рукой между ног, тот жест, как будто отрубал ставшие ненужными ему гениталии.
– Но ничего, в тот раз удалось. Два дня она меня терзала. А я было думал: всё!
Глебу Яковлевичу в это время было далеко уже за шестьдесят, и он, как порядочный человек и, как это свойственно многим хорошим людям, внутренне еще и не предатель, он в это время никому не изменял, потому как в это время он был свободен. Жена оставила его после того, как он начал пить. А он запил во время путча, не выдержал, как он говорил, напряжения. Он не пил до этого девятнадцать лет и очень этим гордился. «Я бы давно уже подох, как Олег Григорьев, если бы пил. А так я еще живой».
– Вова, как ты думаешь, что мне дальше делать? – спросил он меня однажды, больше из любопытства, чем из интереса. Думаю, он хорошо знал, что ему делать.