Пути сообщения - стр. 16

– Пожалуйста, говори мне «ты».

Она и сама не знала, как это вышло: Ганя говорила «вы» всем, кто старше и чего-то в жизни добился, и какой бы близкой ни была их дружба, Ганя благоговела и чувствовала себя обязанной проявлять уважение.

– Не знаю, Ниночка, вы мой идеал, мне как-то неловко.

– Неловко спать на потолке! – сказала Нина, и смущение ушло, уступив место совместному смеху.

– А давай в Кисловодск поедем? Гена устроит.

– Нина, это было бы отлично. Доктор Владику давно рекомендует санаторий.

– Решено!

Вечером приехал Генрих, и Нина сразу же бросилась к нему обсудить Кисловодск. Но Генрих был мрачнее тучи.

– Что случилось? – спросила она, переживая, что он в чем-то ее винит.

– Алексей Максимович умер, – сказал Гена.

Нина знала, что Генрих Горького очень любил и считал большим писателем, называл его только так: Алексей Максимович. Генрих искренне считал его лучшим пейзажистом в литературе и дорожил их личным знакомством.

Кисловодск пришлось обсуждать несколько дней спустя, но все разрешилось в их пользу.

На вокзал прибыли загодя; еще два часа до поезда, но так надежнее – Нина спорить не стала: Генрих и так нервничал, что они поедут одни. «Заселитесь в санаторий, зайдите в контору отметиться, пусть за вами присмотрят» – так он сказал. Время, как он говорил, тревожное, хотел все предусмотреть.

Нина этой тревожности не чувствовала и страха не разделяла: она ехала на воды с Ганечкой, и радость переполняла ее – вот-вот польется через край.

– Что в чемодане у тебя? – недовольно спросил Генрих, подзывая носильщика. – Кирпичи?

– Разное, – сжимая сигарету в губах, процедила Нина. – Платья, шляпки, туфли. Ты разве не знаешь, как меняется погода в горах?

– Да-да. Повезет ли с погодой, – задумчиво сказал Генрих. – Будет довольно нелепо просидеть две недели в комнате.

– Не более нелепо, чем сидеть в Никольско-Архангельском в холодное лето, – ответила Нина, проверяя шнуровку на своих сапожках. – Милый друг, ты слишком придирчив.

Андрей тоже волновался.

– Ты не простудишься? – спрашивал он Ганю, заглядывая ей в лицо.

– О боже, нет, я же еду на юг, а не на север!

– А Владик? Он не отравится?

– На диетическом столе?

И Ганя смеялась – звенели ее колокольчики.

– Если папирос не хватит, зайди в контору, – отдавал последние наставления Генрих.

– Гена, я поняла! Не буду вылезать из конторы. Правда же, я за этим еду в отпуск?

И Нина тоже рассмеялась – но не колокольчиками, а словно бы рвали картон.

Наконец подали поезд. Генрих помахал начальнику, они тепло поздоровались.

– Проследишь за моими курицами? – спросил он, указывая сразу на Нину и Ганю.