Путевые заметки странника по мирам. Про пряности, снег и трели ветра - стр. 15
Я не знал, что и сказать. Нужно было признаться, что я не собираюсь соваться к мертвым и не хочу идти в такое жуткое место, а не мог и все тут! Сердце сжималось да кровью обливалось. А уж когда вновь посмотрел на эти две старые монеты, аж больно стало глазам и всему естеству.
И кто-то изнутри моего тела ответил вместо меня:
– Конечно, бабушка, я ее найду и передам ей откуп. Ты не переживай.
Старушка вся затрепетала, сжала мои кисти и прижала к сухим губам. По ее щекам катились слезы. Я почти не чувствовал ее дыхания на коже, только прикосновение похожих на узловатые веточки пальцев…
– Спасибо, сынок, спасибо! Наконец-то она с родителями встретится… – плакала старушка.
Я пожал ее пальцы на прощанье и неуверенной походкой двинулся к воротам. Уже входя в них оглянулся – старушка сидела все на том же месте, тревожно вслушиваясь в мои шаги: не ушел ли? Поди и монетки-то последние были. А мне они жгли бок сквозь карман, так что уже не свернешь, не отступишь – прожгут до самых костей, до души.
Город призраков, говорите? Нет уж, не верю я в призраков… или раньше не верил. Стариковские предрассудки? Но монетки были настоящие, и я должен был исполнить обещание.
Я точно шел по колено сквозь прохладное мутное озеро, и туман карабкался мне под куртку и штанины. Разве это был город? Дома я увидел далеко не сразу, да и до последнего не верил, что они здесь вообще есть. Поэтому я и не понял, что иду по улице, к тому же, не один. И как только осознание этого пришло, я задрожал всем телом, но мужественно сцепил зубы и постарался ничем не выдать волнения.
Дома были бледными, сероватыми и почти прозрачными, как дым, которому придали форму, хотя их крыши покрывала черепица, а в темных окнах висели занавески. Они нависали над тротуарами зловещими тенями. Круглые плафоны фонарей покрывал толстый слой пыли, словно они не светили уже тысячу лет. В дымчатом небе не было видно ни луны, ни солнца, а под ногами вился шавкой туман.
Мимо, чуть не врезавшись в мои ноги, на кривых лапах проковыляла собака – такая же бледная, нечеткая, нематериальная. Похоже, она меня даже не заметила и продолжила бессмысленно брести, низко опустив морду. Не только она, все здешние обитатели двигались, точно на автомате, склонив головы и сгорбившись.
Здесь было много людей… вернее, их отголосков; воспоминаний того, кем они были при жизни. Они превратились в серых блеклых призраков, сквозь тела которых проглядывала улица. Собаки и кошки, даже птицы – не только люди; дома, вещи и машины – здесь можно было встретить призраков всего, о чем живые позабыли и чему не дали уйти.