Путеводитель по современным страхам. Социология стрёма - стр. 11
Кайдан – это традиционный жанр японского фольклора, цель которого напугать слушателя. Его истоки лежат еще в IX–XII веках, но расцвет наступил в XVIII веке с формированием городской культуры. Специфика кайданов заключается в том, что они были важнейшим атрибутом социальной жизни. Практически ни одно многолюдное собрание, вроде поэтических рэнга-баттлов, храмовых праздников и даже чайных церемоний, не обходилось без выступлений профессиональных рассказчиков, повествующих «о необычайном». Любимая «салонная» игра японского «галантного века» – хяку моногатари кайданкай, «Собрание ста рассказчиков историй о сверхъестественном». Ночью (в идеале в полночь) пряталось все оружие, зажигались 100 свечей и 100 человек по очереди рассказывали то, что мы бы назвали страшилками.
Эти рассказы действительно кажутся довольно своеобразными, особенно на фоне традиционных историй других стран:
повести о яростных онре – душах погибших, вернувшихся на землю с целью мести, о краснокожих о́ни – демонах, пожирающих человеческую плоть, но ненавидящих сою; и о цукумогами – духах вещей – всех форм и размеров: от бакэ-дзори – гигантской одноглазой соломенной сандалии, о которой не заботились хозяева до каса-обакэ – добродушном зонтике (тоже одноглазом).
Сверхъестественный персонаж, как и место происшествия, описывался максимально детализированно, при этом главный герой представлен вскользь. Это тоже важная часть современной крипипасты – донести до читателя или слушателя атмосферу ужаса, нарисовать картину в деталях, а обезличенный главный герой таким образом позволяет отождествлять читателя или зрителя с собой.
В конце каждый из присутствующих заканчивал свой кайдан рассказом о собственном опыте столкновения со сверхъестественным и задувал свечу. Получается, что после завершающего кайдана комната полностью погружалась в темноту (оставляя сотню напуганных людей наедине с вызванными ими демонами).
История развития японского «повествования о необычайном» имеет ряд особенностей, которые позволяют считать кайдан своего рода моделью (или, как минимум, одной из главных моделей) развития японской литературы и культуры в целом[2].
Традиционные японские верования переплетались с буддизмом. Во многом религиозная эстетика дзэн-буддизма выразилась в идее о чистоте кармы, о том, как важно совершать добро, несмотря ни на какие трудности. Например, легенда «Опасный кот по кличке Донгоросу» повествует о бродячем коте, с раннего возраста отвергнутом не только людьми, но и своими собратьями-зверьми. Однажды Донгоросу встречает доброго старика, который подкармливает его и своим примером показывает, что нужно оставаться добрым в любой жизненной ситуации. После смерти старика Донгоросу продолжает выполнять его работу – следить за детьми, переходящими через дорогу. Но в конце кот бесследно исчезает, а дети беспокоятся, куда же он пропал. Открытый финал указывает на необходимость домыслить самому то, что могло случиться с Донгоросу, что близко такому эстетическому принципу, как югэн. Югэн означает интуитивное восприятие сущности объекта. Очевидное сменяется потаенным; конечную реальность, скрытую за предметом, нельзя точно определить, глубинные чувства нельзя изобразить на лице, выразить прямо, можно лишь намекнуть на них, дать знать об их существовании, чтобы зритель или читатель смог узнать их в себе, своем опыте.