Путешествия Дудиры - стр. 31
На улицах метками были шпили готических соборов. При ближайшем знакомстве оказалось, что всё это новодел, всё было снесено под чистую во Второй мировой. Но жители восстановили то, к чему привыкли они сами и их предки. Правда, вера в Вене была совсем в загоне, соборы использовались как здания для муниципальных собраний, концертов, выставок. В одном из приделов одного из соборов проходила кощунственная выставка про дикарей с голыми сиськами и задницами, обмазанными глиной. Когда голое тело преображено и воссоздано искусством – это одно дело, а фотография – это всё же совсем другое. Со вкусом и стыдливостью тут вышел прокол. В соборах встречались памятные плиты, посвящённые воинам, погибшим в первую и во вторую мировую бойню. На витражах некогда католических соборов нас поразили сцены с полосатыми заключёнными концлагерей, они декоративно страдали, и их кто-то освобождал. Картинки были смутные, и Элизабет как-то ничего толком нам не рассказала про смысл этих изображений.
Поразил парк неподалёку. Там стояли две чудовищные циклопические башни без окон и дверей, говорят, их построил Гитлер для неведомых целей, может, для запуска летающих тарелок, и башни эти до сих пор внушают ужас и никак не используются. Недавно вокруг них разбили парк, насажали молоденькие деревца вдоль ровных дорожек, сходящихся звёздочками. Солнце пригревало, деревца выпустили зелёные листики, все скамейки, а их было в парке очень много, были усижены людьми, греющимися на весеннем солнышке. Венские жители в парке выглядели как слёт весенних птичек.
Музеумы, чахотка и венский лес
Мы отправились в знаменитое венское кафе Музеум, сделанное по проекту Адольфа Лооса. Кафе в стиле модерн, немного похожее на внутренность старинного элегантного вагона, переносило в мир европейской литературы начала 20 века. В голове возникали нервные барышни с трудной судьбой, богемные эмансипированные дамы, истонченные полуголодные творцы с разных нив искусства, загадочные одинокие завсегдатаи, прикрывающие боязнь быть и своё одиночество газеткой и чашкой кофе. В тот апрельский вечер мы застали компанию, ужасно напоминающую питерскую сценку в вечернем кафе. Человек семь- может, преподаватели вуза, может, люди ещё какого-то интеллектуального вида труда, – зашли распить бутылочку вина, побаловаться кофе и десертами. Десертами и мороженым, кстати, нас, петербуржцев, не удивишь. Были и у нас свои сладости в жизни.
В компании выделялся старый бородатый интеллектуал в шляпе, элегантный, рыжеватый, с газетой, сигаркой и хулиганским блеском в глазах. Типичный венский завсегдатай, словно бы сошедший со старых рисунков и шаржей, или из кинематографа, повествующего о богемных трудах и днях. Джентльмен явно рвался пообщаться с нами, но, увидев нашу апатию, показал нам фак.