Путешествие дилетантки - стр. 10
– Чего ты хочешь от меня? – спросил он с задушевной интонацией инквизитора.
– Душу! – взвыла я с высоты сооруженного им распятия.
– Душу? Окстись, Александрин, я не Фауст!
И красивым жестом забив последний гвоздь, он вызвал такси. Таксер взнуздал своего коня, и на скорости, превышающей 100 км в час, мы продолжили наше общение. Оказалось, что распятому человеку уже ничего не страшно. Ему остается только вознестись, если получится. Так что в ответ на очередную пыточную реплику я молча распахнула дверь машины. Но вознестись мне так и не удалось. Пришла в себя я от того, что кто-то крепко держал меня за горло и втаскивал в автомобиль. Впереди сидел таксист, его руки ходили ходуном и он плаксиво повторял, что за 30 лет работы такого в его практике еще не случалось. А Лаврентий Палыч, отпустив на время горло, заламывал мне за спину руки и орал:
– Ты чуть не угробила человека! Его бы посадили на долгий срок, если бы тебя раздавила встречная машина! Скажи спасибо, что у меня молниеносная реакция!
– А тот факт, что я чуть не оказалась под колесами, тебя не волнует?
– Ты сама этого захотела! Но какое ты имеешь право подставлять других людей? Что бы я сказал твоей дочери, держа твой труп на руках, ты подумала об этом?!
– Так бы и сказал: не выдержав пыток, вознеслась.
Чтобы не продолжать эту бессмысленную дискуссию, он остановил машину у первой же попавшейся по пути станции метро и выпустил меня на волю. Присутствовать при следующих попытках вознесения ему категорически не хотелось. В гостиницу я заявилась, на последнем издыхании неся на себе свое распятие. Швейцар меня в таком растерзанном виде не узнал и решил, что к ним по ошибке заявилась внештатная сотрудница садомазохистского притона. Только после тщательной проверки документов мне удалось вползти в свой номер. Как я потом сутки добиралась домой, не помню. Как через пару дней переместилась из Киева в Крым, тоже не помню.
Помню только, что рядом был муж, которому я методично каждый день задавала один и тот же вопрос: почему, выпрыгнув на большой скорости из машины, я осталась живой и невредимой, и неужели меня спас не кто иной как Лаврентий Палыч? Муж в ответ молча пил водку. Тогда в одну варфоломеевскую ночь я перебила всю посуду в нашем номере, оборвала проводку, повредила мебель и в ночной рубашке пыталась перелезть через забор. Но повисла на нем, как необычайной красоты огородное пугало. Муж стоял под забором и задумчиво глядел на эту шедевральную картину. Проходящий мимо ночной путник воспринял представшее перед его глазами зрелище несколько по-иному и истошно завопил: