Путь через века. Книга 4. Свет счастья - стр. 68

– Почему ты не пришел к нам спросить разрешения жениться на Дафне?

– Я об этом думал, но она мне не позволила. Она боялась.

Возмущенный топот за дверью напомнил нам, насколько Дафна была дальновидна.

– Растолкуй мне, Аргус, почему я должен тебе доверять.

– Я люблю Дафну.

– Ты заблуждаешься. С кем я имею дело? Кто твои родители?

– Будь у меня лучшие или худшие родители на свете, разве это что-то меняет? Никто не повторяет форму, из которой выходит. Вот ты, Сократ, – разве ты определяешь себя свойствами своих родителей?

Сократ помолчал: он больше привык задавать вопросы, чем на них отвечать.

– Да, – задумчиво ответил он. – Моя мать была повитухой, и мое занятие с ее ремеслом схоже: я помогаю умам разродиться их мыслями.

– А твой отец?

– Он тесал камень. Вот и я, будучи педагогом, обтесываю проницательность юношей, оформляю их мышление, помогаю им стать собой. Мои родители обрабатывали материю, я же обрабатываю дух. Но не забывай, Аргус, ты переворачиваешь ситуацию с ног на голову, ведь оправдаться-то нужно не мне. Ты, однако, ловкач… Дафна расхваливала твое врачебное искусство. Кто воспитал тебя? Кто обучил?

И опять мне не оставалось ничего другого, как солгать, во всяком случае отчасти:

– Имя моего учителя Тибор, он целитель из Фракии. Он уже покинул этот мир. Его кончина так меня опечалила, что я уединился в парнасской пещере. Близ святилища я встретил Дафну; ее ужалил скорпион. Я вылечил ее, проводил до Афин. И мы уже не могли расстаться…

– Как ты связан с Дельфами? Намерен ли туда вернуться?

– Я хотел бы остаться в Афинах, где все движется, развивается и созидается. И твоя свояченица для меня значит больше, чем родные места.

Он снова посуровел: мои сентиментальные излияния утомляли его и раздражали. Он встал и подошел ко мне вплотную:

– Ты позволишь?

Он слегка приподнял край моей туники, ощупал плечи, пробежался пальцами по торсу, заглянул под набедренную повязку и пристально осмотрел мускулы ног.

– Красивый и неглупый.

Как посмел он меня трогать, ощупывать, оценивать, будто раба на рынке? Он отдернул руку, будто обжегшись, и качнул головой:

– Ты вполне мог бы быть афинянином.

Игривый тон, каким он высказал это неисполнимое желание, меня возмутил.

– Я удовольствуюсь статусом метека.

Сократ зашумел: если в Афинах меня запишут метеком, я раз и навсегда сохраню второстепенное положение, мне придется арендовать жилье, выплачивать для поддержания своего уязвимого статуса ежегодный сбор в двенадцать драхм да плюс множество прочих налогов, которые будут мне начислены; гражданину, убившему метека, вменяют неумышленное убийство; во время допроса гражданина пытать нельзя, а метека – можно; при явке на судебный процесс мне придется прибегнуть к поддержке поручителя; в случае войны я останусь гоплитом или матросом, без надежды на повышение, этим живым щитом, подставляемым под вражеские стрелы; и главное, я буду исключен из политики, самого важного и увлекательного, что есть в жизни афинян.