Путь через века. Книга 4. Свет счастья - стр. 37

Под каменной плитой, прикрывавшей яму, я нашел парочку скорпионов с плотным панцирем и развитыми клешнями, внушительный размер которых, в три пальца, был признаком высокой токсичности. Один из них оцепенел от изумления и не успел удрать; я схватил его и раздавил в ладонях, пока тот не пустил в ход ядовитое жало; затем я поспешил вернуться к женщине и наложил это месиво на ее рану.

Она снова вскрикнула, скорчилась, стала отбиваться, но я не ослабил давления и убедился по хрусту панциря и слабому хлюпанью вязкой жидкости, что раздавил животное в кашицу. Еще в Египте я узнал, что, если накрыть мертвым скорпионом рану, нанесенную одним из его сородичей, это окажет целительное воздействие. Затем я вычистил все осколки панциря и прикрыл рану плоским камушком, чтобы успокоить боль.

Через несколько минут я понял, что лечение сработало и заражение удалось остановить.

– Отлично, – прошептал я. – Ты поправишься.

Ее дыхание немного выровнялось. Ее слова вязли в слюне, но она проговорила:

– Ты уверен?

– Не сомневаюсь!

Ресницы вздрогнули, и она потеряла сознание.

Это меня не напугало. Из-за высокой чувствительности и восприимчивости она была подвержена обморокам. Под немолчный стрекот цикад я сходил к ближайшему источнику, омочил свежей водой полу моей короткой туники, вернулся и увлажнил женщине виски. И улыбнулся in petto[9]. Хорошо, что она была без сознания, ведь эти манипуляции вынудили меня обнажить бедра и не только их, и я радовался, что глаза незнакомки все еще закрыты.

Ну а со мной тоже что-то случилось. Может, оттого, что я давно не любовался женщиной, не видел ее так близко? Пока она была в забытьи, я неотрывно ее разглядывал, и меня все больше охватывал трепет, какой порождают лишь настоящие ласки. Меня чаровал безупречный овал ее лица: он напоминал плод оливы, но нежно-розового цвета. Щеки округло подступали к еле заметному подбородку, виски гладко уходили в красивый чистый лоб. Длинные шелковые ресницы, маленький нос и изящные ушки, казалось, были творением кисти искусного художника, а перевитые лентами локоны с медным отливом окружали лицо дивным ореолом, подчеркивая ясность черт. Под льняным платьем угадывались роскошные формы: твердые груди, полные бедра, пышные плечи. Еще больше меня пленили ее щиколотки, нежные, как у младенца, изящные, пухленькие и шелковистые; мне захотелось их поцеловать.

Когда она очнулась, я покраснел, будто попался с поличным. По сверкнувшему в ее глазах огоньку я понял, что она заметила мое смущение, но этот безмолвный обмен взглядами прервался судорогой боли.