Путь через века. Книга 4. Свет счастья - стр. 18

Харакс, заметив мои эмоции, наклонился ко мне и шепнул:

– Теперь ты познакомился с моей сестрой.

Так произошла моя встреча с поэтессой Сапфо.

Меня всегда пленяла дерзость, особенно женская. Бесстыдство женщин вопреки условностям, отвага их независимого образа мыслей и действия, утверждение не связанной путами свободы добавляют женским чарам особый блеск. Я сразу почувствовал опасность, которая крылась для меня в Сапфо: она была той же породы, что и Нура. Она не могла соперничать с моей бессмертной супругой, однако достигла совершенства, ведь свободный и естественный гений обращает заурядную внешность в прекрасную. В общем, я рисковал поддаться этим чарам и влюбиться без памяти.

Я решил остерегаться, но не ее, а себя. Задача представлялась еще менее выполнимой, когда я узнал, насколько решительно та, что будила во мне желание, отстаивала свою независимость. Хотя Сапфо была замужем и имела дочь Клеиду, однако поступала, как ей заблагорассудится. Ее муж Керкил, родом с Андроса, тоже человек состоятельный, отступился от убеждения, что их официальный союз дает ему право распоряжаться самой Сапфо. Размолвки между ними не было, но жил Керкил по большей части в их отдаленном имении на другой оконечности острова. Когда мы встретились, у Сапфо был бурный роман с красавцем Фаоном цвета корицы, которого мне довелось увидать; в его грациозности угадывалось что-то женское.

Мы с Нурой перебрались в Соловьиный дом, прозванный так в честь невидимых пташек, которые распевали на все голоса в окрестной рощице. Они насыщали нас подлинным звуковым пиршеством, заливаясь вокруг нашего чистого и светлого приюта и составляя главную его прелесть. В дальней округе сочилась лишь примитивная синичья капель, а у нас соловьи закатывали настоящие концерты. Обычно эти музыканты целыми днями отмалчивались и только в сумерках приступали к своим вокализам, выпевая неожиданные серенады; а порой их голос набирал силу, невероятную для птички размером в два мизинца, и тогда заполнял всю округу. К луне, как дар небесам, поднимались каскады серебряных нот; в недрах тьмы распускались легкие трели и, мерцая, наполняли ночь животворной гармонией, соединяли землю со звездами. Они выходили за пределы простого щебета и взмывали к высотам экспрессии, выводя такие коленца, будто им ведомы тайники человеческой души. Вечерами я лежал под мерцающим сводом, и мне мнилось, что это дар Сапфо, или даже так: поэтесса направила ко мне своих крылатых посланцев, чтобы я неотрывно думал о ней. Моим сердцем овладевали ее чарующие стихи, печальные и в то же время веселые, неизменно бурлящие, и кровь в моих жилах ускоряла бег.