Пушкин. Ревность - стр. 7
Ничего этого не случится. Мы обе с Катей станем баронессами, и жизни наши покроются мраком.
BANDE JOYEUSE: Он слишком красив, он предназначен был стать гомосексуалистом. Красота – это только желание найти в себе эту красоту и не потерять ее. Что делает человек, если видит, что ростом вышел, что лицо крупно, чисто, черты ясны, окрашены выразительными цветами – понятно, что красив? Большинство – что мужчин, что женщин – живет себе и живет, карьеры не строит. Как видишь красавца: стоп, для кого он красив? Для себя? Ну да, но что он за эту красоту хочет? От кого? От женщин ли? Как правило, тешатся многие, много, потом скупятся: даю многое, а что достается взамен? Не слишком ли жадно за него хватаются женщины, получает ли он столько же? И находит тоска. Он – донор, благотворитель, а кто бы осчастливил бедного его? Жизнь длинна. Жизнь красивого мужчины – короче женской, он все этапы проходит мгновенно, какой-то инстинкт наслаждения выводит его сумасшедшей скоростью в открытый мир, из затхлости женских корыстных захватов – в полный, открытый мир вседоступности. А соль мира, господа, властители, – мужчины. Он хочет быть востребованным там, он хочет принадлежать лучшим и владеть лучшими.
Тут мы его и ждем.
Тут мы его и дождались.
МАСКА: Дачи московские и петербургские. Порядочный человек отъезжает к себе в подмосковную. Если это близко – то дача, остальное – мужицкие избенки, нарубленные доходные поселки. И было-то их малое количество, и, как все рациональное, искусственное, просчитанное, воспринялось с невосхищенным изумлением, попортилось, заигралось – и пропало. Петербургские дачные линии с финскими домами стоят и в двадцать первом веке, с огромными стеклянными террасами, высокими потолками, роялями и соснами за окном. Дворы просторны, правильной формы, песок, сосны и изысканная, несеяная, подсосенная трава. Дворы, в которых хорошо играть девочкам в Версаль, мальчикам – в наполеоновские войны и постигать военную науку. В подмосковных – играть в заговоры, в народный бунт, в измену. В Петербурге в каждом доме, и в городе, и за городом, – сарай, или сараи – каретные, дровяные, хозяйственные, для других целей, всегда ясных, в Москве – все сарай. Сарай и лужи. Петербургское болото, как только его высушили, выступает песком, луж нет. Гладкие дорожки, стянутые корнями. Какое здоровое, спортивное, элегантное развлечение – велосипед. Какое дивное зрелище, когда на каменноостровскую лужайку, под лессирующим светло-лимонным незаходящим летним солнцем, выезжают на лучших лошадях сестры Гончаровы с шапероншей, мадам Пушкиной, прекрасной и беременной. На каждую эпоху свой идеал.