Пушки заговорили. Утренний взрыв - стр. 66
Подполковник Мышастов обрадовал его уже тем, что уцелел. Черепанов никогда раньше не был к нему сердечно расположен, но теперь, увидев его, едва удержался, чтобы не обнять.
Вид у сутулого Мышастова был все еще несколько оторопелый, и что-то дергалось сбоку левого глаза под стеклом его очков, когда он говорил Черепанову:
– Должно быть, жена умолила… Она у меня богомольная…
Тужурка и шаровары его были в подсыхающей грязи, и, когда на это обратил внимание Черепанов, он объяснил:
– Попалась такая канавка удобная: как в нее упал, так и влип во что-то, а пули над головой все время свистели…
И даже спросил удачливый Мышастов:
– А почему же все-таки не преследуем мы австрийцев?
– Не получили приказания, – и потому, вероятно, что можем наткнуться на превосходные силы, – не сразу ответил Черепанов, внимательно посмотрев в ту сторону, куда ушел противник, теперь уже скрывшийся. – Наконец, ведь и похоронить убитых надо, а?
И Мышастов тут же согласился:
– Так точно, это необходимо.
Он знал, что в случае производства Черепанова в генерал-майоры и откомандирования от полка командующим полком должен быть назначен он, как старший из батальонных по производству в подполковники, и добавил почтительно:
– Прикажете, господин полковник, братские могилы рыть?
– А как же иначе?.. Ведь мы на своем участке должны, я думаю, и убитых австрийцев захоронить, а то кто же это будет делать?
Черепанов поглядел при этом на двух убитых рядовых, лежавших рядом в двух шагах от него, потом вопросительно на Мышастова и добавил нерешительно:
– Хотя распоряжения начальника дивизии об этом не было никакого, и когда он приедет, я к нему обращусь.
Санитары то здесь, то там наклонялись над тяжело раненными, переворачивали их, поднимали, укладывали на носилки, или на распяленные шинели, или на свои скрещенные руки и уносили на перевязочный пункт, где шла беспрерывная суровая, жестокая даже на первый взгляд работа полковых врачей и фельдшеров над изувеченными человеческими телами.
Окровавленные спереди белые халаты, засученные рукава, потные лбы, утомленные лица старшего врача Худолея, двух младших – Акинфиева и Невредимова и классного фельдшера, имеющего чин губернского секретаря, Грабовского; кучи ваты и бинтов, пропитанных свежей кровью; запах иода, ксероформа, грязных портянок плотно висел в комнате, освобожденной от лишних вещей, в квартире управляющего имением бежавшего в Вену помещика. Предполагалось, что этого помещения будет достаточно для перевязочного пункта, но оно оказалось очень тесным: так много несли и несли сюда тяжело раненных.