Пушки заговорили. Утренний взрыв - стр. 65
Горбацкий не отдал приказа преследовать отступающих; он решил, что его дивизия заслужила отдых, взяв позиции противника и около четырехсот пленных, из которых большинство были чехи.
Он приехал сам осмотреть позиции, которые занял.
Это был толстый, внушительного вида старик, давно уже привыкший в себе не сомневаться, но зато сомневаться во всех своих подчиненных, почему и смотреть на них не иначе как исподлобья, говорить с ними нарочито сиплым голосом и даже когда приходилось «благодарить за службу», то выкрикивать это с такой наигранной интонацией, как будто за благодарностью непременно должно было последовать весьма многозначительное «но».
Таким генерала Горбацкого уже несколько лет знал Черепанов, таким увидел его тут же после боя: ведь генерал был во время боя далеко в своем штабе и приехал на лимузине, что же в нем могло измениться?
Верхние веки его казались тяжелыми от двух черных бородавок на них, щели глаз узки еще и от зыбких мешков под глазами; в прозор между двух лопастей серой, как волчья шерсть, бороды мерцал орден.
Черепанов, делая твердые широкие шаги, подошел к нему с рапортом:
– Ваше превосходительство, вверенным мне полком противостоявшие позиции неприятеля взяты!
Ему казалось даже, что и этого не следовало говорить, лишнее, ведь генерал знал это, но Горбацкий, не опуская жирных пальцев, поднятых к правой брови, буркнул:
– А потери?
– Потери, ваше превосходительство, еще не приведены полностью в известность.
– Э-э, «не приведены»!.. Значит, и сосчитать трудно, а?.. Подадите потом письменный рапорт по форме.
– Слушаю, ваше превосходительство.
– Здравствуйте! – Протянул руку, приподнял веки с бородавками и добавил невыразительно: – Поздравляю.
Только услышав это последнее слово, Черепанов просиял, наконец, утвердившись в мысли, что вместе с его письменным рапортом будет послано по начальству представление его в командиры не отдельной бригады.
Горбацкий пробыл недолго, – он поехал в первую бригаду свою, предоставив Черепанову время для подсчета потерь, и тот мог, наконец, со всей очевидностью для себя, гораздо раньше, чем для начальства, уяснить, что осталось от его первого батальона.
Первая рота потеряла половину людей – сто двадцать два человека, – вторая тоже свыше ста человек, третья и четвертая несколько меньше, а всего один только батальон потерял больше, чем весь полк взял пленных. В других батальонах вышло из строя если и не так много людей, как в первом, однако их хватило бы на целую роту военного состава.
Черепанов не был жаден по натуре, но если бы вот теперь кто-нибудь сказал ему, что завтра же он получит бригаду, он прежде всего спросил бы: «Полную?» – и встревоженно ожидал бы ответа.