Публичное сокровище. Повесть. Только для женщин - стр. 26

Людовик, похожий на Ленина, дал мне комнату на последнем, мансардном этаже. Зачастую в гостиницах дают сначала самый что ни на есть, дрянной номер. Ясно, что постоялец попросит потом его поменять и, возможно, даст за эту услугу чаевые.

Но в мою комнату я влюбилась сразу, как только вошла и включила свет. Бледно-розовые обои с мелким серебристым рисунком осветила бронзовая потолочная люстра. Чисто. Мебель новая. На широкой двуспальной кровати шёлковое, тоже бледно-розовое, покрывало. Бронзовые светильники на тумбочках. В углу на стене телевизор «Philips» на вращающейся подставке. Ванная комната выложена кремовой плиткой, а в нее встроено декоративное панно – одинокая задумчивая цапля в камышах.

А вид из окна! Крыши, крыши Парижа, а вдали над старинными домами возвышался стройный современный параллелепипед. Башня Монпарнас, как я узнала позже у портье. Вблизи – кусочек тёмно-серой жестяной крыши соседнего крыла отеля.

Когда я распаковала чемодан и повесила одежду в узкий зеркальный шкаф при входе, был уже восьмой час вечера. В середине августа в это время в Париже уже наступают сумерки.

Мне не терпелось снова увидеть Эйфелеву башню, поблизости от которой по моей просьбе в турбюро и нашли эту гостиницу. Я спустилась на лифте на первый этаж и узнала у блондина Людовика дорогу. Я спросила «У э Трокадеро?», а он что-то быстро ответил мне по-французски. Я улыбнулась: «Жё не компран па». Тогда он, сопровождая свои слова жестами, повторил, что сначала надо идти «а гош», затем «друа, друа, друа» и потом снова «а гош». Налево, прямо и снова налево, сообразила я.

Я вышла на улицу. Приятная вечерняя прохлада и тишина. Повернула а гош, некоторое время шла друа и снова повернула а гош.

На Трокадеро было неожиданно пустынно, безлюдно, неуютно. Лишь двое рослых негров неподалеку друг от друга выложили на подстилке, разложенной прямо на мостовой, сувениры. Маленькие копии Эйфелевой башни, веера, платки и футболки с видами Парижа.

Впереди, прямо передо мной возвышался по-вечернему темный огромный силуэт башни Эйфеля, где, почти на самом верху, горела цифра 2000. Конец света, который пророчила, пытаясь всех застращать, в конце прошлого года – конце тысячелетия, моя соседка Лиза, не наступил. В новогоднюю ночь не произошло и всемирного сбоя компьютеров, который предвещали средства массовой информации. Права оказалась не Лиза, а ее сестра, родившая второго ребенка незадолго до миллениума. Конец света, неоднократно ожидавшийся в течение последних двух тысяч лет, в очередной раз отложили