Птичка Воробей - стр. 18
Я вздохнула и отвернулась. Ладно, обратно уже не приклеишь. Отрастут. Если будет такая возможность, конечно.
Мерле помогла мне помыться, будто я, и правда, была ребёнком. Намылила голову мылом и нещадно тёрла тело жёсткой мочалкой. К концу процедуры мне казалось, что с меня содрали кожу и скальп живьём. Пока я вытиралась грубым полотенцем, она успела сходить за одеждой и обувью. Глаз у неё оказался алмаз: точно определила размер.
Трусы, похожие на шортики; комбинация, чуть выше колен; строгое тёмно–синее шерстяное платье до середины голени; коричневые ботиночки на плоском каблуке – вот и весь нехитрый наряд. Ах да, ко всему этому полагались ещё чёрные гольфы.
Платье нещадно кололо раздражённую кожу и чесалось. Я взглянула на себя в зеркало в душевой и опять вздохнула: не хватает только белого воротничка, и была бы Уэнздей Аддамс собственной персоной. Словно прочитав мои мысли, сестра Мерле протянула мне… белый накладной воротничок. Заметив, что я медлю, сама накинула его мне на плечи и повязала.
– Вот, так–то лучше, – довольная собой произнесла она, опять поворачивая меня обратно к зеркалу.
Ну да, теперь достаточно траурненько. Прямо-таки воспитанница строгого пансиона для благородных девиц. Теперь нестыдно к Ульриху на заклание идти.
Я вымученно улыбнулась:
– Спасибо.
Сестра Мерле просияла и заторопилась.
– Пойдём скорее, не то Ульрих уйдёт обедать! Ищи его потом три дня, – схватила меня за руку и поволокла за собой.
Обед – это хорошо. Еда… ням-ням… Интересно, а мне полагается последний ужин? В смысле, обед? Мой живот громко и требовательно зарычал. Однако ж … не знала, что дети способны издавать звуки голодного слона.
Монахиня улыбнулась:
– Проголодалась? Потом найду тебе что-нибудь перекусить.
Ясно, значит, не полагается. Предлагают помирать на голодный желудок. Чёрствые, злые люди.
Она тащила меня по коридорам, и мои ботиночки гулко бухали по дощатым полам. Сама же сестра Мерле передвигалась почти бесшумно. Лишь слегка шуршала своей светло–серой рясой. Фурия, а не женщина.
Мы перехватили Ульриха в коридоре, когда он уже закрывал дверь своего кабинета. Невысокий старичок с редкими седыми волосами на голове и крупным крючковатым носом на морщинистом лице. Со всем этим резко контрастировали светло-голубые лучистые глаза, в которых по-мальчишески задорно прыгали хитринки.
– Эх, не успел сбежать, – пробурчал старичок, пряча в уголках рта довольную улыбку. – Видимо, Светлым богам и в этот год было угодно оградить меня от общения с Инквизиторами, – он принялся греметь ключами и отпирать свой кабинет.