Птичий город за облаками - стр. 55
Звезды померкли, взошло белое жаркое солнце, а меня все гнали в горы, где не росло почти ни одной былинки. Меня осаждали мухи, спину пекло, и, сколько я видел, вокруг были только обрывы и скалы. Когда мы останавливались, мне приходилось жевать колючки, ранившие мои нежные губы, в то время как мои седельные сумы были наполнены украденным из гостиницы – не только драгоценными браслетами и диадемами хозяйки, но и мягкими хлебами, вяленым мясом и овечьим сыром.
К полуночи мы добрались до устья пещеры на каменистом перевале. Оттуда вышли еще разбойники и приветствовали тех, что пришли со мной. Меня тычками прогнали через залы, блестящие украденным золотом и серебром, и оставили в жалкой темной пещере. Мне пришлось есть прелую солому, запивая ее водой из сочащейся между камнями струйки, и всю ночь я слышал, как разбойники пируют и хохочут. Я рыдал о моей…
Константинополь
Осень 1452 г.
Ей исполнилось двенадцать, хотя никто не отметил этого дня. Анна уже не бегает в развалинах, играя в Одиссея, когда тот прокрадывается во дворец царя Алкиноя. Как будто, когда Калафат спалил пергаментные тетрадки Лициния, Феакийское царство тоже рассыпалось пеплом.
У Марии снова отросли волосы на том месте, где Калафат вырвал ей клок, и синяки под глазами давно прошли, но какая-то более глубокая травма осталась. Мария кривится от яркого света, забывает названия вещей, недоговаривает фразы. Из-за головных болей она прячется в темноту. Как-то ясным утром, до полуденного колокола, Мария роняет ножницы и хватается за глаза:
– Анна, я ничего не вижу!
Вдова Феодора хмурится, другие вышивальщицы поднимают голову и тут же возвращаются к работе. Калафат на первом этаже, разговаривает с кем-то из епархии. Мария шарит перед собой руками, роняет вещи со стола. Катушка ниток, разматываясь, катится возле ее ноги.
– Здесь дым?
– Нет никакого дыма, сестра. Идем.
Анна ведет Марию по каменной лестнице в их каморку и молится: святая Коралия, помоги мне быть лучше, помоги мне научиться швам, помоги мне все делать правильно. Только через час Мария может различить свою руку, когда подносит ее к лицу. За ужином женщины пытаются поставить диагноз. Странгурия? Четырехдневная лихорадка? Евдокия предлагает талисман, Агафья советует пить отвар чистеца и астрагала. Однако, хотя ни одна не говорит этого вслух, все убеждены, что в старом манускрипте Лициния было заключено какое-то злое колдовство и он, даже уничтоженный, приносит сестрам несчастья.
Что это за ворожба?
Забиваешь себе голову ненужными глупостями.
После вечерних молитв вдова Феодора заходит к ним в каморку с курильницей, в которой тлеют душистые травы, и, подобрав под себя длинные ноги, садится рядом с Марией.