Птица навылет - стр. 6

– Ниже. Ниже смотрите. Там, где зачёркнуто.

– Не вижу… Ах, вот это что ль?! Двадцать восемь. Картошка?! Двадцать восемь?!

– Молодая.

– Нет, ну, понятно, что молодая… Двадцать восемь…

– Брать будете? Люди ждут…

– Нет, беру, беру! Конечно… Ой, только масло много не ложите. Мне жирного нельзя.

Если бы только она повернула голову! Если бы смогла хоть на секунду переключить внимание, оторвавшись от еды, и посмотреть в глаза человеку, стоящему за ней в очереди! Ведь можно, наверное, можно было бы всё остановить, предупредить как-то, удержать… Но – нет. Чему суждено произойти, то стрясётся.

Тётушка продолжала думать над выбором обеденных блюд.

– Скажите, это у вас какая рыба?

– Треска.

– Да?.. А камбалы нет? Треска костлявая очень.

– У нас филе трески.

– Знаю, что филе. Да в ней тоже кости попадают. Я вон, помню, тогда брала в магазине тресковое филе. Мужу косточка попалась и воткнулась в язык. «Скорую» пришлось вызывать. Глубоко воткнулась. Я с тех пор и сама боюсь.

– Не нравятся кости – не берите. Что я могу?..

– А я вас ни в чём не обвиняю, девушка. Что вы мне грубите? Не надо мне грубить. Я и сама могу… А чай у вас свежий?

– В пакетиках.

– Или лучше кофе взять?.. Давайте лучше кофе. Он у вас какой?

– В пакетиках.

– Это с сахаром который?

– Да.

– Нет, мне с сахаром нельзя. А простого нет?

– Там сахара мало. Нет почти. Он не сладкий.

– Да?.. А булочки есть у вас?

– Ватрушки.

– А где они? Я что-то не вижу…

– Закончились. Сейчас ещё принесут.

– А-а… Ну, вы пока положите мне на тарелочку ещё…

– Что вам?..

– Подождите, я думаю…

Стоявшие в хвосте длинной очереди, увидели, как в самом начале её что-то вдруг взметнулось, кто-то там взвизгнул, полетели брызги, ошмётки пищи, девочку на раздаче отбросило в сторону, а над головами присутствующих просвистела незнамо кем брошенная кастрюля с компотом.

– Женщину задавили!! – вырвался чей-то вопль, а за ним ещё один: – Не давайте ему!! Держите!

Пивные хмыри решили, что пришло их время, вскочили на ноги, но хмель оказался сильнее; невнятно захрапев, хмыри смогли только обрушиться в самую гущу свалки, произведя невиданное смятение.

Один из посетителей столовой – это был Витийкин – в приступе тяжелейшей ярости, которая копилась в нём, возможно, с самого рождения, дал наконец себе волю и стал на практике претворять наиболее фантастические планы мести, окончательного возмездия для всех и каждого. Первое движение, каким Никодим Вельяминович умудрился согнуть пополам незыблемую тушу тётушки в зелёном платье и макнуть её физиономию в столь тщательно собираемый обед, распёрло грудь его феерическим восторгом, ликованием и счастьем. Последний отблеск вменяемого сознания, который он запомнил, стоя в очереди, когда уже пустил в ход руки, сводился к великому потрясению: «Неужели началось?! Неужто я могу?! Неужто право имею?!» А потом уж он ничего не думал, не оценивал, и всё окружающее, с долгожданной лёгкостью чинимый хаос и переворот воспринимал, как нечто стороннее, не относящееся лично к нему, но имеющее лично до него огромное дело, совершенную значимость, как какое-то программное по силе и вдохновенности произведение искусства, долженствующее перевернуть душу у зрителя, заставив его по-другому посмотреть на себя и на смысл собственной жизни.