Прозрение Эль - стр. 17
Цветок был прекрасен. Вернее, он был прекраснее всего на свете, всего, что Рафаэль вообще когда-либо видел за всё время своего существования. Если бы кто-то попросил фенира рассказать о цветке, он бы не смог. Не было таких слов в локе стихиалей, чтобы описать то, что собой представлял этот поток неистовой энергии.
В складках коричневой хтони сияли ярчайшие искры. Клубилась магма вокруг тонкого стебля, прорвавшегося сквозь немыслимые преграды. Слишком тонкий, слишком хрупкий, и в то же время – несущий в себе огромную силу. Он, этот цветок, был самым живым из всего, что существовало на известных Рафаэлю локах. Концентрация жизни. Её воплощение.
Фенир не знал, сколько времени он провёл перед цветком. Застыл, не в силах даже пошевелиться, влип в воздух, завис над чудом чудесным. В какой момент он почувствовал, что атмосфера вокруг сгущается? Что-то тревожное нарастало в едва колышущемся воздухе. Эти потоки и пробудили его, заставили очнуться.
Жалко выходить из момента восхищения: такого сладостного, такого необычного. Но если Рафаэль сейчас не соберётся и промедлит, кто-нибудь успеет вперёд и лишит его вожделенного цветка. Желающие найдутся, в этом-то фенир не сомневался.
Он мягко спланировал вниз, подхватил тонкий стебель ветром, укутал в плазму. Цветок уютно устроился в Рафаэле, словно всегда там и был. И фенир понял, что будет биться с кем угодно до последнего за этот цветок.
Пора возвращаться в свою часть локи. В самом сердце плазмы Рафаэля пело и искрилось. Пока он не встретил это.
Грациозный акватон развалился на большой цветущей ветке, наклонившейся над смарагдом глади. Золотая катальпа – так называлось дерево. В акватоне Рафаэль узнал Винсента. Тот нежился в покое и тишине. Гладкий и блестящий шлейф хвоста, закручиваясь игривыми кольцами, спускался к воде. Разлитая до края Хтони Аква глубоко и спокойно дышала: волны медленно вздымались и опускались, исходя нежными выдохами. Шлейф акватона отражался на её поверхности длинной, извилистой тенью, а когда лёгкая рябь трогала её, тень изгибалась в танце. Тогда раздавался слабый всплеск.
Рафаэль не питал нежных чувств к Винсенту, хотя, в отличие от многих фениров, вполне терпимо относился к акватонам. Впрочем, он ко всем относился ровно: и к акфенам, а с огненной землёй – хтиром Маргаретом – даже… Впрочем, сейчас Рафаэль не хотел вспоминать об этом. С тех пор, как их развели по разным уголкам локи и запретили приближаться друг к другу, Рафаэль старался не пересекаться лишний раз с чуждыми стихиалями, за что получил в некоторых слоях своей локи эпитет гордеца.