Прозаическая триада - стр. 28

– А я то и не поняла сначала, что это ты под его дулом легкомысленно руки задрал вверх. – Раздраженно ответила мне Алевтина, борясь с оглашено визжащим Гамлетиком. – У детей домэсовцев всё настоящее: и игры, и игрушки… У него и гаубица настоящая есть, и к ней – два действующих атомных снаряда…

Тут Тамлетик каким-то образом вывернулся из ее руки. И в отместку злобно вцепился зубами в манерно оттопыренный мизинец матери. Да видимо так больно его укусил, что Алевтина дурным голосом взвизгнула. Резким непроизвольным движением подняла сына, висящего на её пальце, вверх. Коротко пнула коленом ему в солнечное сплетение. Отчего он, обмякнув, бездыханно плюхнулся на пол. Алевтина же, потанцевав на месте и отчаянно дуя на укушенный до крови палец, пришла в себя. И, бесцеремонно схватив лежащего на полу в бессознательном состоянии сына, нервно поволокла его прочь из кухни. А я, когда опомнился и после этой дикой картины, обнаружил, что нахожусь (и уже, видимо, давно) в объятиях свой матери. Но, то ли от пережитого потрясения, то ли от подспудно созревших подозрений, что все это происходящее сейчас со мной – нереально (потому как такое реальным быть никак не может), мне на этот раз совсем не понравилось, что мать обнимает меня со спины. И я, повинуясь своему естественному желанию, захотел повернуться к ней лицом. Но когда напрягся, чтобы мягко разжать ее руки, сделать этого не смог. Она держала меня так крепко, что мне, дабы освободиться, надобно было напрячься гораздо сильнее, чем я мог позволить себе применить силу супротив родной матери. Однако когда мать снова, теряясь о мою шею, стала плакать и жаловаться на отца, я ей довольно сухо ответил: