Размер шрифта
-
+

Провидение и катастрофа в европейском романе. Мандзони и Достоевский - стр. 44

) поверить, смотря на такой труп, что этот мученик воскреснет?» (8, 32).

Проблема отношения веры и разума у Достоевского усложняется неизбежной альтернативой Христа и атеизма. В связи с этим верным оказывается замечание итальянского философа Ф. Бартолоне[135], что главный религиозный тезис русского писателя состоит в следующем: только после Христа дана человеку действительная и необходимая альтернатива, свободный выбор между верой и атеизмом. Только после Христа можно и, дерзаем сказать, необходимо быть или атеистами, или верующими[136].

У Достоевского есть высказывания о необходимости бессмертия; в том числе и о необходимости бессмертия для добродетели (в том же письме к Н.Л. Озмидову от февраля 1878 г.). Эти мысли носили также и кантовский характер: Бог является гарантией вечности, а вечность – гарантией морального существования человека на земле[137]. Иначе говоря, Бог есть «необходимая необходимость», по верному замечанию исследователя Луи Аллена[138]. Однако мы знаем, как Достоевский доводит эту мысль до утверждения не столько категорической необходимости морального существования (как у Канта, у которого все зависит от этой необходимости), сколько до идеи о необходимости общего воскресения как гарантии счастья человечества. Счастье оказывается у него понятием более высоким и ответственным, чем добродетель, вызывающая к моральной жизни. Источником религиозного вдохновения Достоевского стало его страстное стремление к личному и всеобщему счастью, при этом писатель считал, что выше всех мирских стремлений людей стоит Христос, идеал человечества, проявление которого в истории и сделало возможным это человеческое стремление к счастью.[139]

Конец ознакомительного фрагмента.

Страница 44
Продолжить чтение