Прототип - стр. 15
«Поздно винить себя, – шепнул внутренний голос. – Ты выжил? Вот и радуйся…»
«Чему радоваться?» – угрюмо спросил себя Максим, глядя на черный дым, поднимающийся над разрушенным Святилищем Прототипов.
«А если бы послушал их, не взорвал? Что изменил бы?»
Внутренний голос почему-то заткнулся, больше ничего не нашептывал, а интуиция подсказывала: нет, Макс, ничего бы ты не изменил. Все предопределено давно, и явно не тобой. Ты – пешка. Усвой и не рыпайся, если жизнь дорога.
Обратный путь, от заброшенной фермы к городу, тянулся долго. Машину трясло на ухабах, Серега Серпухов сначала стонал, ругался от боли, затем вырубился, когда выехали на шоссе.
Машину вел Шевцов. Максим устроился на переднем пассажирском сиденье и мрачно смотрел по сторонам.
Идти на доклад в Управление совершенно не хотелось. Утренние события давили, смерть Миллигана отзывалась в душе саднящим чувством утраты, от мысли, что тот сейчас лежит в грузовом отсеке спецмашины, небрежно накрытый куском черной пленки, начинало сосать под ложечкой.
Что с Давыдовым, неизвестно.
Максима знобило. Под бронежилетом растекся синяк, но рука понемногу начала двигаться. Думать о провале операции, анализировать свои действия, мысленно критиковать или оправдывать их – занятие пустое. Он уже отправил короткий электронный отчет, приложил к нему файл видео с личного датчика, отчитался по минимуму, что называется, обозначил проблему.
Думать о грядущем попросту страшно. Пока существовали возрастные рамки группы риска, люди еще как-то мирились с происходящим, но теперь начнется массовая паника, а значит, и беспорядки.
Хотя почему? Разве правду откроют? Честно и прямо объявят, мол, ситуация полностью вышла из-под контроля?
Нет. Скорее промолчат, причем под благовидным предлогом. И ты промолчишь. Потому, что так надо. Но действительность все равно вылезет наружу и очень скоро. Шила в мешке не утаишь. Но на пару-тройку дней кризис оттянут, пока не появятся новые внезапные жертвы.
«Прижился ты, Макс, на государственных харчах, – мысли текли тяжелые. – Быстро все забыл. И не оправдывайся тем, что для тринадцатилетнего пацана после смерти родителей был открыт только один путь, в спецшколу, под опеку властей стремительно развивающегося города.
Кем вырос? Кому служишь?
Убийцу отца нашел? А ведь мог бы. Но нет, не искал. Постарался все забыть, похоронить в памяти. Вырастили из тебя послушного солдатика, а вот сегодня всколыхнулось прошлое, аукнулось».
Максим злился на самого себя. Внезапная рефлексия – болезненная, горькая, ничего уже не могла изменить. Ну, на самом деле, куда было податься тринадцатилетнему пацану? Растерянному, озлобленному, замкнутому, потерявшему все в один миг?