Против течения - стр. 20
– Ты же хочешь меня, я вижу.
В какой-то момент он просто устал отводить ее тонкие цепкие руки. Она сидела верхом у него на животе, и он чувствовал кожей ее горячее влажное прикосновение.
– Или ты думаешь, я не умею?
Можно еще было стряхнуть ее с себя, отшвырнуть и уйти, а он, тяжело дыша, все медлил и медлил. Она, глядя ему в глаза, стала потихоньку отодвигаться назад, сползая к ногам, а потом склонила голову и дерзким языком прошлась по напряженной плоти. Все, конец. И ведь умеет, ничего не скажешь. Где только успела научиться? Он хотел уехать сразу же, утром. И не уехал. Сжег мосты – все, ничего назад не вернешь. Кира! Такая юная, свежая, такая доступная! Хорошо, что Валерия в это время была в Москве – она бы их вмиг раскусила. Анатолий, муж Валерии, был дома, но он – что был, что нет. Хотя вот уж он-то, если бы узнал, просто убил бы. «Да я сам убил бы! – мрачно думал Леший. – Если бы с моей дочерью такое случилось…» И все равно не смог остановиться. Валерии не было, но Мила! Мила все видела. Позировать больше не приходила:
– Ревнует! – сказала Кира, он и поверил.
Мила случайно видела его – сворачивала в сторону. Но однажды подошла:
– Вы! Как вам только не стыдно! Я думала, вы особенный, а вы… как все.
Он нахмурился, но не стал вдумываться, не до того было.
Уезжал как в лихорадке, боялся, что Марина почувствует. Нет, ничего, обошлось. И так показалось дома скучно, пресно, привычно, тошно – не жизнь, а тапки разношенные. Потом писатель безумный объявился. Марина на этого придурка Засыпочкина отвлекалась, и он подыгрывал: хмурил брови, сердился, изображал ревность. Хотя его и в самом деле раздражало, что она с ним возится – нашелся гений! А еще его раздражала домашняя суета, мать, следившая за ним с подозрением, и даже то, что Марина ничего не замечала! Или это ему только казалось? А иногда думал: может, ей все равно?! Жил, как пополам рвался.
А потом настал тот страшный день, когда увидел испуганную до обморока Марину и ублюдка с ножом. Чуть не застрелил сгоряча! Но как-то не прочувствовал до конца, что могло быть с Мариной, если бы он вовремя не вернулся домой. А с детьми? Словно это не на самом деле было, а так, кино. И улаживая все это дело, он еще и раздражался, что зря уходит драгоценное время, которое он мог бы провести с Кирой. Потом проснулся среди ночи от крика Марины: «Лёша, не убивай его, не убивай!» И опомнился, подумал: «Боже ж, она же не из-за себя – из-за меня мучается. Не о том думает, что могла сама погибнуть, а о том, что я мог этого козла застрелить! Что я делаю?»