Пространства - стр. 5
– Привет, – говорю я ей.
– Привет, – улыбается она.
Она откладывает книжку в сторону, плед падает на пол, пес послушно спрыгивает с колен. Я расстегиваю куртку и достаю теплый, чуть примятый ландыш. Она обувает свои яркие тапочки и сдувает прядь с глаз. Как ребенок. Я улыбаюсь, делаю шаг вперед и протягиваю цветок.
– Прости, – тихо говорю я, и ландыш оживает в ее ладони.
– Прощаю, – улыбаются ее глаза.
Она обнимает меня. Мы молчим. Дождь, замирая, роняет на подоконник редкие капли, я тихонько прижимаю ее голову к себе и вдыхаю тепло и яблоневый аромат волос. Мне спокойно. Ей тоже. Я знаю. Где-то внутри нее звучит музыка, я слышу ее – это наша музыка. Мы танцуем. Как всегда. Все позади. Я больше не оставлю ее. Мы вместе. Как тогда, у Геннадия на даче…
Девяностый год. Дача. У Геннадия – день рождения. Настроения ехать у меня не было. Совсем. На днях заканчивались каникулы – наши первые каникулы в университете. После выходных снова учеба: компьютеры, математика, программирование. Позавчера вернулся из армии друг, сколько было выпито портвейна, не помню. Вчера – серьезный разговор с родителями по поводу все той же учебы, а сегодня у Генки день рождения. Он пригласил почти всю нашу новую компанию к себе на дачу. Ох, ну и дача у них! Замок! Геннадий взялся сам собирать всех нас по городу на отцовской машине. В общем, можно сказать, что внешне Генка был самый что ни на есть мажор, к чему обязывало обкомовское настоящее его отца, но, по сути, какой-то он был совсем не мажористый. Ходил, как охламон, в потертых джинсах и таких же кроссах. Завязывал длинные волосы в косичку. Курил «Приму», слушал старый британский рок и пытался рисовать абстракцию. Хотя, пожалуй, он все же был мажором, потому что у него, наверное, у первого в конце восьмидесятых появился японский плеер.
Странный тогда был февраль, теплый до невероятности, почти без снега. Забрал меня Генка из дому. Ну никакого настроения! Сунул в руки огромную сумку с мясом, «шампунем» и вином. Рядом усадил свою болтливую сестру-малолетку. Поехали, в маши не греет печка, играет музыка. Предстоящая дорога обнадеживает заслуженной дремой, но тут мы сворачиваем с проспекта и подъезжаем к общежитию на Луговой.
– Генка, кого ты тут забыл? Мы ж должны сейчас Танюшку и Игореху на проспекте забрать, – спрашиваю я.
А сестренка его возьми да ляпни:
– А у Геночки тут любовь живет с подружкой! Ты не знаешь, Андрюшечка, а я вот сегодня слышала, как Генусик наш по телефону…
– Заткнись, дурочка, щас высажу и на тралике домой по едешь! – перебил ее Генка.