Просто дети - стр. 23
Фантаст озадаченно оглядел нас обоих.
– Бежим! – закричала я, юноша схватил меня за руку, и мы бросились наутек, через парк насквозь, перебежали улицу.
Пыхтя, рухнули на чье-то крыльцо.
– Спасибо, ты спас мне жизнь, – сказала я.
Эту новость он выслушал с растерянным видом.
– Я так тебе и не представилась. Я Патти.
– А я Боб.
– Боб, – сказала я и впервые в жизни по-настоящему его разглядела. – По-моему, на Боба ты ничуть не похож. Ничего, если я буду звать тебя Роберт?
Солнце закатилось за крыши авеню Би. Роберт взял меня за руку, и мы побродили по Ист-Виллидж. В “Джем-Спа” на углу Сент-Марк-плейс и Второй авеню он угостил меня эгг-кримом[22].
Говорила в основном я, а он только улыбался и слушал. Я рассказывала истории о своем детстве – первые эпизоды будущего цикла о Стефани, о Лоскуте, о Центре народного танца напротив нашего дома. Сама себе подивилась, как раскованно и уютно чувствую себя рядом с ним. Попозже он сказал мне, что в тот момент был под кислотой.
О ЛСД я только читала, в тоненькой книжке Анаис Нин “Коллажи”. Даже не догадывалась, что летом 67-го буйным цветом расцветала наркокультура. О наркотиках у меня были романтические представления: я считала их чем-то священным, предназначенным только для поэтов, джазменов и индийских ритуалов. Никаких странностей или перемен, которые тогда ассоциировались у меня с наркотиками, я в Роберте не заметила. Он весь лучился обаянием: нежностью и озорством, застенчивостью и надежностью. Мы шатались по улицам до двух часов ночи, пока, чуть ли не хором, не признались друг дружке, что нам обоим некуда приткнуться. Нас это рассмешило. Но время было позднее, мы оба устали.
– Кажется, я придумал. Знаю, куда можно пойти, – сказал он. Парень, с которым он раньше на паях снимал квартиру, был в отъезде. – Я знаю, где он прячет ключ. Думаю, он не стал бы возражать.
Мы поехали на метро в Бруклин. Его друг жил в маленькой квартире на Уэверли, неподалеку от Прэтта. Мы углубились в закоулок, Роберт вытащил из стены кирпич, достал из этого тайника ключ и отпер дверь.
Переступив порог, мы оба оробели – скорее потому, что квартира была чужая, а не оттого, что остались наедине. Роберт нашел себе занятие – хлопотал вокруг меня, старался устроить поудобнее, а потом, хотя час был очень поздний, спросил:
– Хочешь посмотреть мои работы?
Они хранились в кладовке. Роберт разложил их передо мной на полу. Рисунки, гравюры… Он разворачивал скатанные холсты. Мне вспомнились Ричард Пуззет-Дарт[23] и Анри Мишо. Сквозь переплетенные слова и каллиграфически выписанные строки сочились разнородные энергии. Наслоения слов сгущались в энергетические поля. Картины и рисунки словно бы всплывали из глубин подсознания.