Прости за любовь - стр. 6
Когда дело касалось таких акул межзвёздного бизнеса, как Пауль Кинстон и Рабан Розенкрейцер.
Пауль Кинстон сам, кажется, никогда не любил. Сколько Кассандра помнила своего отца, она попросту не могла представить его в обществе женщины — даже в обществе Орэль Кинстон, наследницы давно уже поглощённой Кинстонами судостроительной империи «Rise». Пауль и Орэль соприкасались руками только на публике, и даже в эти недолгие секунды они казались двумя каменными столбами, холодными и закрытыми ото всех. Такими же они оставались и с дочерью, которая большую часть своей жизни провела в закрытых школах, в руках умелых и строгих наставников и в обществе чужих, мало знакомых учениц.
Может быть, поэтому с другими девочками у Касандры не ладилось никогда. Она не понимала их озорного нрава. Не понимала их любви к блестящим побрякушкам, драгоценным камешкам, заколкам для волос и прочей чепухе. Она сама не стриглась под горшок только потому, что родители никогда не давали ей денег на посещение цирюльника, а её единственный опыт взять ножницы в собственные руки закончился тяжелым ранением уха.
Заколок Кассандра тоже не носила, предпочитая одну надёжную синюю резинку для волос, которая служила ей талисманом с десяти лет. Она представить себе не могла, что случится, если эта резинка порвётся, потому что без неё ощущала себя как без рук.
Примерно того же возраста были её очки, которые Кассандра одела ещё во втором классе младшей школы и с тех пор не снимала, потому как часто засыпала за книгой — или, вернее, с книгой в обнимку. Однажды, когда она ещё училась в школе со смешанным обучением, двое мальчишек поймали её в коридоре после занятий и долго тискали, пытаясь что-то нащупать под серым ученическим кителем, одинаковым для мальчиков и для девочек. Кассандра отбивалась так яростно, что прокусила одному из них палец, но очки тогда слетели с её лица, и Кассандра перепугалась до смерти, решив, что ослепла — она чувствовала себя абсолютно беспомощной, когда не могла видеть чего-то из происходящего вокруг.
Точно так же было и с одеждой — Кассандра попросту не могла представить себе, что покажет окружающим что-то из своего тела — запястья, которые другие девочки украшали завитками хны и тоненькими плетёными браслетами, шею, которую Донна всегда разглядывала по утрам, тщательно примеряя к ней воротник сутаны, или даже щиколотки — некоторые послушницы подрезали рясы, чтобы при ходьбе иногда мелькали в складках одежды едва прикрытые тонкими ремешками сандалий ступни.
Кассандра не то чтобы считала эти части тела не такими красивыми, как у других — нет, когда она была обнажена, то могла так же увлеченно, как и Донна, разглядывать своё подтянутое, стройное тело. Наедине с собой она не стеснялась ничего. Но окружающий мир казался ей сплошным переплетением колючего кустарника, а тонкая преграда сутаны — единственной защитой от опасностей, которые подстерегали на пути из кельи в аудитории для занятий.