Прости, я притворялся - стр. 5

— И зачем я тебя только от армии отмазал, а? — процедил он, глядя на Матвея с таким презрением, что даже я поежился. — Надо было тебя в казарму, в строй. Пусть бы люди в погонах сделали из тебя человека, раз у меня не получилось.

— У меня вообще-то плоскостопие, — напомнил брат, злобно сверкая глазами, — меня бы и без твоих бабок не взяли.

— Взяли бы, дорогой! Еще как взяли. Они даже таких слюнтяев, как ты, берут.

— Можешь не утруждать себя оскорблениями: я и так в курсе, как низко ты обо мне думаешь.

— Я по делам сужу, сынок. По делам.

— Тогда не стану тебя больше нервировать, — сказал Матвей, развернулся и спокойно вышел из гостиной. А через пару секунд входная дверь хлопнула так, что дом содрогнулся.

— Он уже завтра обратно прибежит, — с сомнением пробормотал папа. — Он же сам по себе вообще ничего не может. Погудит с друзьями и притащится. Надо позвонить в университет, узнать, что там и как.

Я пожал плечами. Вообще, я впервые видел, чтобы Матвей скандалил. Обычно он предпочитал «обтекать».

Несколько минут отец сидел неподвижно, а потом спросил, зачем я приехал. Я подал ему документы. Он раскрыл папку и замер.

— Что? — спросил я. — Что-то не так?

Отец побелел, тяжело задышал, а потом каким-то вымученным движением начал растирать ладонью грудь.

— Пап, ты чего?

— Набери Федору, — попросил он одними губами. — Что-то с сердцем.

Федор  — наш семейный врач. Он был у нас минут через десять после того, как я ему позвонил. Едва взглянув на папу, он вызвал скорую. Отца увезли в больницу, поставив ему предынфарктное состояние.

А Матвей не вернулся. Ни на следующий день, ни через пару суток. Спустя примерно неделю после скандала я смог до него дозвониться, сказал, что папа в больнице.

— Мне плевать, — безжизненным голосом отозвался брат. — Плевать на этого тупого урода.

А потом он просто повесил трубку.

3. Глава 3. Платон

Мама часто говорила, что Матвей у нас творческая личность, но папа неизменно пропускал ее слова мимо ушей. В роду Беркутовых творческих отродясь не бывало, потому папа предпочитал считать Матвея обыкновенным раздолбаем. За глаза он даже называл его «мамин сладкий пирожочек». И причитал, что не знает, как вырастить из пирожочка нормального мужика.

— Почему с тобой у меня никогда проблем не было? — частенько вопрошал отец после очередной выходки Матвея. — Почему ты получился нормальным, хотя я воспитывал вас одинаково?

Я неизменно пожимал плечами и пытался найти у брата «сильные стороны». На самом деле, это было лицемерием. Поведение Матвея я тоже почти никогда не одобрял. Мы с ним были из разных миров.