Прощай, детка, прощай - стр. 30

– Нет, нет.

– Скажем, часика в два или в начале третьего? – Я кивнул. – До встречи.

Я подошел к троице у стойки. Никто не поднял глаз. Все уставились в свои кружки с пивом.

– Она была не у подружки, не у Дотти, – сказал вдруг Дейв.

Мы с Энджи обернулись. Дейв стоял за стойкой над раковиной, направив себе в лицо струю из надетого на кран шланга.

– Руки на стойку, Дейв! – сказала Энджи.

Он выпрямился, поднял голову, заморгал – капли со лба и бровей попадали ему в глаза – и положил ладони на стойку бара.

– Хелен, – сказал он, – не ходила к Дотти. Она здесь была.

– С кем?

– С Дотти. И с сыном Ленни, Реем.

Ленни поднял голову, склоненную над кружкой с пивом, и сказал:

– Пасть заткни, твою мать, Дейв.

– Это тот подонок, что дверь запирал? – спросила Энджи. – Он – Рей?

Большой Дейв кивнул.

– И что они тут делали?

– Ни слова больше! – сказал Ленни.

Большой Дейв бросил на него отчаянный взгляд, потом взглянул на нас.

– Просто пили. Во-первых, Хелен понимала, что оставлять ребенка одного нехорошо. Если б журналисты и полиция узнали, что на самом деле она была не по соседству, а в баре в десяти кварталах от дома, это бы выглядело совсем некрасиво.

– Какие у них отношения с Реем?

– Трахаются время от времени. – Дейв пожал плечами.

– Фамилия Рея?

– Дэвид! – не выдержал Ленни. – Дэвид, заткни…

– Ликански. Живет в Харвесте. – Дейв судорожно втянул в себя воздух.

– Ну ты и дерьмо! – презрительно бросил Ленни. – Дерьмо, и дерьмом будешь, и твои умственно отсталые потомки, твою мать, и все, к чему прикоснешься, – тоже. Дерьмо.

– Ленни, – предостерегающе сказал я.

Он стоял ко мне спиной и не оборачивался.

– Если думаешь, расколюсь сейчас перед тобой, ты, твою мать, ангельской пылью[7] ширанулся. Может, я и смотрел в свою кружку, но ведь у тебя пушка, и у твоей девки тоже. И что, твою мать? Стреляй давай или вали отсюда.

С улицы донесся приближающийся вой полицейской сирены.

Ленни повернул голову, и его лицо расплылось в улыбке.

– Похоже, за вами приехали, а? – Он презрительно рассмеялся, широко разевая почти беззубый, как красная болячка, рот.

Сирена выла совсем близко. По грунтовке подъезжала патрульная машина. Ленни махнул мне рукой:

– Ну пока. Можешь закурить и оправиться.

Он снова сардонически расхохотался, смех его больше походил на кашель, исходящий из разваливающихся легких. Через несколько секунд к нему присоединились его дружки, сначала нерешительно, потом смелее. Хлопнули дверцы патрульной машины.

Мы вышли. Нам вслед несся истеричный хохот.

Черный «форд-таурус» остановился всего в полуметре от входа в бар. Младший из двоих полицейских, крупный мужчина, сидевший за рулем, с детской улыбкой высунулся из окна и выключил сирену.