Прорыв выживших. Враждебные земли - стр. 25
– Естественно, никто чингисханову орду изображать не будет. Предварительно пойдет разведка. В составе…
Пчелинцев снова прокашлялся и вытащил из нагрудного кармана замызганный листок бумаги.
– Майор Сундуков, капитан Урусов, лейтенант Соловьев. – Пчелинцев поднял взгляд. – Это – старшие разведгрупп. Товарищ Дмитровский, сядьте где сидели! Ваше место – на Заимке. И не фиг рыпаться!
– Так точно… – с заметным неудовольствием протянул капитан, но на место сел.
– Ну, так вот, – продолжил полковник, вернув список на место. – Кого назвал – в курсе еще со вчера.
На будущих разведчиков начали оглядываться. Вот же сволочи! Знали, а молчали до последнего. Вот, значит, почему холодно так стало. Это бобры морозились…
– И, думаю, списки желательного личного состава подготовили?
– Так точно, тарищ Верховный Главнокомандующий!
– Андрей… – поморщился Пчелинцев. – Ты хоть что-то серьезно в этой жизни можешь делать?
– Могу, товарищ полковник! – радостно ответил Урусов. – Детей!..
Таджикистан, Фанские горы
Дмитрий Алябьев
Посты бывают разные. В Маргузоре и на руднике сидели стационары, каждый из них поддерживался отдельным отрядом из двадцати человек. В верховьях Чоре поставили постоянный пост на кошах. Пять человек. Смена раз в неделю. Артуч, Куликалоны и Мутные контролировали патрулями. Даже если там кто появится, времени на организацию адекватных мер хватит. Жизнь подтвердила правильность подхода: за восемь лет патрули ни разу не подняли тревогу. И не из-за халатности – причин не было. По слухам, они, как и стационары, периодически задерживали каких-то шпионов, но чаще ходили впустую, туристами.
Несмотря на это, их не снимали. «Перебздеть всегда лучше, чем недобздеть!» – заявлял Потап на любое предложение о смягчении режима, причем его тут же поддерживали остальные старшие. «Почему», – как-то спросил Митька, тогда еще ребенок старшей группы, дядю Егора и в ответ услышал:
– Понимаешь, лучше десять лет каждый день впустую бегать по перевалам, чем один раз прозевать вторжение. Нас слишком мало, чтобы вести масштабную войну!
Теперь Митька и сам это понимал. Стратегическое планирование было одним из его любимых учебных предметов. Больше нравилась только лингвистика, которую и ввели-то ради него. Алябьев-младший не только любил разные языки, это само собой. Кроме усвоенных всеми русского и таджикского, Митька выучил еще литовский, узбекский, испанский и французский. То, что кроме него по-французски в Лагере говорили лишь двое, совершенно не смущало. По-английски полноценно не говорил никто, но Митька и его осилил, к огромной радости Руфины Григорьевны и тети Иры Юриновой. А с дядей Давидом с удовольствием общался на иврите.