Проклятие Велеса - стр. 55
– А вдруг я поверю?
Настороженный взгляд лазутчика застыл, точно каменный. А голос медленно потянулся, как резина:
– К чему тебе это? Все равно задние думы являться станут, что лукавлю я.
Пришлось снова показать твердость своих намерений:
– Думы будут по делам твоим, боярин! Назови свое имя!
– Не слышал разве? – Тот выпрямил пригнутую спину. – Тут меня многие помнят. Лукьян я, по батюшке Лукьянович, Шугавин.
– Лукьян Лукьянович Шугавин, – повторил Алексей. – Хочешь ли послужить вере православной и Московии? – Алексей сознательно не сказал послужить Великому князю Иоанну Васильевичу, хотя служение Московии подразумевало именно это. Но он не назвал имени Великого князя, допуская, что про это может проведать боярин Пётр Владимирович и тогда придется оправдываться перед ним. Пока, не определив для себя, чью сторону принять, Алексей держался посередине между двумя молотами. Сначала надо было разобраться в именах, прозвучавших в беседе с боярином Чипковым, а уж потом взвесить все «за» и «против». Вот только времени для этого отведено мало. Что значит «до вечера»? Это совсем ничего.
Морщившийся до этого от боли в ноге лазутчик снова точно воспрянул, гримаса боли с лица слетела, глаза сначала застыли на переносице Алексея, потом медленно расширились, полезли из орбит. Вопрос явно огорошил его. Он ждал какого угодно вопроса, но не такого. Видно было, как сильно заволновался, захлебывался собственным дыханием. Не мог быстро решиться на определенный ответ, но и затягивать с ответом тоже не хотел. Двоякое чувство охватило его и бросило лицо в краску. С трудом выдавил из себя:
– Шутишь, боярин?
– Не до шуток, мне, боярин Лукьян Лукьянович, – полным именем назвал Алексей, чтобы слова его прозвучали для Шугавина более убедительно. Он словно разговаривал уже не с ливонским лазутчиком, а с равным себе боярином, к которому испытывал доверие. Смотрел Шугавину прямо в глаза и не отрывался от них до той минуты, пока не услышал ответ.
– Не пожалел бы живота своего! – Голос дрожал, но дрожь была не от страха, а от напряжения, от решимости, от внезапной надежды.
Пауза, которую после этих его слов сделал Алексей, как будто давала время еще подумать Шугавину и отказаться от опрометчивого решения, если оно было не обдуманным до конца:
– Ты хорошо поразмыслил, боярин? Ответом своим ты сейчас можешь изменить всю судьбу свою!
Следующий выдох Шугавина подтверждал его решимость:
– Искуплю полностью служение ливонцам! Не сомневайся во мне, боярин!
Краем глаза Алексей увидел, как холоп боярина Чипкова старательно ловил разговор и стал креститься, когда услышал последние слова Шугавина. И тогда Алексей подумал, что поверят здесь Шугавину лишь тогда, когда он поклянется перед Богом. Потребовал: