Проклятие Велеса - стр. 51
С сомнением Алексей покачал головой:
– Знаешь, боярин, тайну можно сохранить, когда ею владеет кто-то один, а когда о ней знают двое, тогда тайны уже нет. А тут тем более знают многие.
– Осторожен ты, боярин Касмаев! – усмешливо заметил визави.
– Так ведь будешь осторожен, боярин Чипков, – Алексей развел руками, – когда кроме головы, уже терять нечего. Всего лишился, только голова на плечах и осталась.
Поднявшись со скамьи, Пётр Владимирович прошелся по покоям:
– Если б я не знал тебя, Алексей Борисович, то подумал бы, что ты проявляешь слабость. Но мне известно, что ты не из робких, что сначала все кладешь на весы. Могу уверить, что станешь с нами заодно. Тем не менее дам подумать тебе до вечера, потому что время не терпит и дел уже накопилось много. Великий князь готовится к походу, а мы должны готовиться к его кончине. А пока мой холоп отведет тебя, боярин, к ливонскому лазутчику. Ты просил увидеть его. Вот и посмотри.
Холоп – щуплый, остроносый с клиновидной бородой, в несвежем зипуне – отодвинул запор на широкой низкой двери, распахнул ее и отошел на шаг. Изнутри пахнуло затхлой сыростью. Алексей наклонился, заглянул в темное земляное с насыпным верхом тесное помещение, вернее сказать яму, только с боковой дощатой дверью. Лазутчик там сидел на земле, прислонившись боком к сырой земляной стенке. Кутался в зипун, его рукавом прикрывал глаза от яркого света, упавшего сквозь дверной проем. Алексей подал голос:
– Выходи!
Тот не шевельнулся. Алексей повернулся к холопу:
– Не понимает по-нашему?
Встрепенувшись, холоп торопливо поклонился, пригнулся, глянул внутрь:
– Понимает, боярин. Он и есть из наших. Здесь был боярином, а к ливонцам в услужение подался. Креста на нем нет, боярин. Как туда убегут, так веру нашу меняют! – крикнул лазутчику: – Кому сказано, выходи, червь ливонский! А то огрею вдоль спины!
Лишь после этого лазутчик качнулся из стороны в сторону, оторвал рукав от лица, поднял голову, исподлобья посмотрел вверх. От него в разные норы побежали крысы. Холоп снова прикрикнул:
– Выходи! Боярин с тобой говорить будет! Быстро раскачивайся, пока я не озлился и не взял дубину в руки!
Медленно лазутчик поднялся на ноги и, держась за стену, тяжело передвигаясь, потащился к дверному проему. Холоп пояснил Алексею:
– Раненый он. Еле ногу таскает. Травами его отхаживает бабка Евдоха. Говорит, что скоро он целиком станет на обе ноги и поскачет.
Опустив глаза книзу, лазутчик медленно выбирался наружу. Невысокий, широкий в плечах, русоволосый, с такой же русой жидковатой бородой и усами. Алексей отступил от двери, и раненый не видел его. Впрочем, он и не смотрел, кто его дожидается. Он испытывал боль в ноге, морщился, мучился, клял в душе всех, кто заставил его подняться на ноги. Хотя сидеть в сырой яме с крысами было еще ужаснее. Одно было хорошо: что к ране каждый день прикладывали примочки и он уже не впадал в беспамятство и наполнялся надеждой, что недолго осталось до того момента, когда забудет о ранении. Сейчас уже не злился на ватажника, который приволок его к этому двору. Скорее благодарил бога, что так случилось. Если бы этого не произошло, неизвестно, что было б с ним. Может, уже и не жил бы. Выйдя из ямы на свет, зажмурился. Обдало теплом. Сырость ямы пронизала насквозь, потому тепло солнца показалось райским теплом. Холоп отошел в сторонку, оставив лазутчика наедине с Алексеем. Тот нетерпеливо повысил голос: