Проклятие темных вод - стр. 16
– А как вы думаете, когда они смогут нарисоваться?
– Кто?
– Ну, эти… люди. Они кто? Импресарио?
– Один – оперный певец. Но он знает всех и каждого в шоу-бизнесе. Даже парочку менеджеров рок-групп. Предоставь это мне.
– Клево! – ухмыляется парень. – А кстати, где ваш муженек?
– Грег? На работе.
– Он, наверное, классно играет.
– Ну да… Это отдельная история. В последнее время ему не до музыки.
– Но… Неужели все это вот так просто стоит без дела?
– Ну, вообще-то, есть еще Кит. Но она сейчас в универе.
– А, да, Кит… Она училась в одном классе с Тео, до того как мы переехали в Париж.
– Верно.
Джез встает, подходит к усилителю, трогает какую-то ручку. Поворачивается:
– Значит, вы тут одна?
Я медлю с ответом.
– Сейчас – да. Не люблю надолго уходить из дому. Хоть Грег частенько и просит составить компанию.
– Е-мое! Мне тоже ой как не хочется уходить! Офигительная комнатка! – Парень подходит к окнам. – Какой обзор! Круче «Лондонского глаза»![2] Кэнэри-Уорф, Доклендз[3], «О-два»[4]. Потрясно…
Говорит так, будто я ничего из этого в глаза не видела. Будто именно он показал мне все. Так мило… Убираю на поднос остатки завтрака и встаю, чтобы уйти. Мальчик перебирает коллекцию винилов Грега.
– Соня…
Я уже у двери. Поворачиваюсь взглянуть на Джеза.
– Спасибо, – произносит он.
Мы улыбаемся друг другу.
Несколько секунд стою на пороге, собираясь с духом. Потом захлопываю дверь и начинаю спускаться по лестнице, не забыв повернуть ключ в замке.
Глава четвертая
Субботний вечер
Соня
Единственный недостаток Дома у реки (Кит горько жаловалась на него, когда мы впервые вернулись) – это отсутствие сада. Внутренний дворик от входа в кухню до стены, за которой начинается аллея, мощеный и слишком маленький, чтобы гордо именоваться двором. Я все-таки посадила там несколько растений в горшках, но постоянно проигрываю битву за солнечные лучи. Мама выращивала вьющиеся растения на клумбах, которые соорудила из кирпичей, что вывалились из стены. Теперь на их месте торчат зазубренные осколки – кирпичи раскололись от мороза. Глициния, мамин дикий пятилистный виноград и черешковая гортензия борются с темнолистным плющом, что грозится их поглотить. По сути, от недостатка света целый день страдает весь дом, за исключением музыкальной с ее громадными окнами.
Мы никогда не пользуемся главной дверью, что выходит на улицу. Сейчас она забаррикадирована столом и старым компьютером Грега. Ходим через боковую, которая открывается на аллею вдоль Темзы.
Когда мы вернулись в Дом у реки, Кит оккупировала комнату со стороны главного входа, окнами на улицу, а мы с Грегом поселились в чуть меньшей, задней спальне, что по утрам ловит свет с реки. Много лет назад здесь была моя детская. В доме есть еще одни «покои», но там никто не живет. Пролет вверх по лестнице – и вы у музыкальной. Родители хотели перестроить верхний этаж, но низкая крыша не позволила. Из моей комнаты можно было попасть на чердак – такой низкий, что там никто не помещался. Вот родители и возвели странную квадратную башню с высокими окнами, из которой, если встать на стул, открывается вид на реку – Собачий остров и нынешний Кэнэри-Уорф – с высоты птичьего полета. Новую комнату втиснули под половину ската крыши. Эта выступающая над домом конструкция со стороны кажется забавной. Сделали еще несколько окон, а то на лестнице была бы тьма кромешная. То есть я, стоя на лестничной площадке, могу видеть Джеза в комнате, а он меня – нет. Наблюдаю за пленником. Сердце замирает… Как он двигается! Недавно заметил, что дверь заперта. Побарабанил по ней. Громко. Кричал, звал меня. Едва не кинулась успокаивать. Меньше всего хочется напугать мальчика.