Профессор Гегемор - стр. 6
В последнее время меня стало посещать очень странное незнакомое мне ранее чувство, похожее на клаустрофобию. Только замкнутость пространства вызывала у меня не комната, а весь наш регион, где из окон гремела патриотическая музыка, а люди своей одинаковостью напоминали роботов или рабов, что, в принципе, одно и тоже. Ох, как же это будоражило сознание местных больных, вселяло чувство собственного достоинства, пробуждало патриотизм. Я чувствовал, что больше в него не вмещаюсь, что меня выдавливает наружу, как дрожжевое тесто из кастрюли. Мне было 20, когда в мой сон проникла Абеона, сказав, что я уже вырос и готов к путешествиям, тогда я впервые перешел через дорогу и очутился в соседнем регионе, где пахло шоколадом, кофе, сдобой и развратом. У людей на лицах вырисовывалась недоверчивая улыбка, а в глазах прослеживалась искринка осторожности и лукавства. Но, что больше всего меня удивило, это пустые души и дворы без бегающей и играющий детворы. Все смотрели на меня, как на пришельца, с осторожностью, держась обособленно. Я поинтересовался у первого встречного, где же дети, почему они не играют во дворах? Он сказал, что безопасней находиться дома. Друзья ходят друг к другу в гости. И какая же у вас в районе может быть опасность? – спросил я. Он пожал плечами, недоверчиво оглядел меня и сказал, что сам не знает, но она точно есть. И тем не менее, несмотря на ряд странностей, которые я обозреваю и по сей день, я решил всё-таки остаться здесь, лишь изредка возвращаясь в родные пенаты, чтобы пощекотать нервишки и вспомнить былое… Пациенты же в этих облагороженных регионах заметно отличались от нашего безнадежно больного брата, который тратил всю свою силу и энергию на борьбу за выживание, они же казались уверенными в себе и самодостаточными, благодаря их материальному положению, в случае потери которого, происходило помутнение рассудка, терялся смысл жизни и совершались массовые самоубийства. Им с детства была сделана прививка принудительной покорности, прижившаяся до такой степени, что даже мысли о распокоривании никого из местной публики не посещали. Это было в порядке вещей. Ну, а если говорить о себе, так мне нахождение в таком покорном мире приходилось даже по душе, так как наблюдая нескончаемое бунтарство в наших серых регионах и сравнивая его, с так называемым цивилизованным миром, идти с ними нога в ногу и в тоже время незаметно менять походку, не составляло для меня особого труда. Я знал, что чем меньше безумного, безудержного бунтарства, тем меньше хаоса, а чем меньше хаоса тем больше спокойствия и свободного времени для самого себя. Пусть маршируют так, как им удобно, а я буду идти, как удобно мне. У простого раба, работающего на плантации, больше шансов стать свободным, чем у местной публики, у него хотя бы есть мечта и он знает, что с ней делать… У этих же даже мечты нет, хотя одна все же есть, и эта мечта заключается в том, чтобы выиграть лотерею и спустить на ветер все до единого пенса, ничего при этом не делая, не создавая. И такой незамысловатой мечте подвержены, если не солгать, примерно девяносто процентов покорных, “цивилизованных” обывателей, живущих одной этой мечтой и ходящих на работу, как на каторгу. Поэтому большой разницы между рабом на плантации и ими нет. Все ненавидят место своей деятельности одинаково. И только десять процентов живут и любят свое ремесло, а если быть более точным, то исскуство, так как другого слова к роду деятельности таких людей не подобрать. И с ними, к своему глубочайшему сожалению, я встречаюсь крайне редко, можно сказать мимолетом; в меру своей занятости и профессионализма они меня не замечают среди толпы, а может быть это и к лучшему, ведь кто знает, я этого точно не знаю, быть может они такие же покорно привитые, как и те девяносто процентов, от которых я их по ошибке отделил, и общение с такими покорными людьми, пусть даже и искусства, не принесет мне особой радости и эстетического наслаждения. Все таки мы разные, а лицемерить – это не мой конек, ведь глубоко внутри, как не крути, наши сердца будут выполнять функцию диамагнетики. И как пел Омар Хайам: “И лучше одному, чем вместе с кем попало!” А энергия Космоса или Вселенной, несомненно, рано или поздно, а точнее своевременно, сведет вместе схожие, звучащие души – звенящие сердца. Записав свои мысли в блокнот, Либериус отправился спать.