Профессор Гегемор - стр. 8

и только к вечеру я возвращался к своему отделению, и уставший, оставив лошадь у местного конюха, поднимался к себе в одноместную палату на последнем этаже, прямо под крышей. Коня своего, утратившего былую прыть, я приобрел у бывшего жокея, переименовав с Виконта на Пегас. За скакуном моим покорно-непреклонным следит местный конюх Андрюшка, имея большую ухоженную конюшню, в аккурат возведенную между несколькими корпусами; он никогда благодаря любви сердечной не жалеет для своих любимцев ни отрубей, ни овса, ни свежей колодезной воды, которая уже считалась артезианской и разливалась для продажи по бутылкам. Самое обидное из того, что я вижу среди госпитализированных, объезжая и доставляя им продовольствие, заходя в палаты и общаясь с ними, – это то, что они, проживая замкнутую слабоинтелектуальную, отрешенную, а может быть даже и обреченную на безысходность жизнь, не имеют ни малейшего желания менять, развивать и исследовать ее. Вселенная открыта! но привязанность, местечковость, надуманная “любовь к родине”, долг и обязанность, переходящие в патриотизм (играющий на руку только главврачам), несущий в себе недопонимание, разлады и распри, мешают обитателям, как серых, так и остальных регионов, посмотреть на себя со стороны: оценить, взвесить, переосмыслить и изменить мировоззрение или хотя бы понять, что ими пользуются. Но почему-то сделать это не представляется им возможным. Таков их склад ума – таков их удел.

Глава 3. Знакомство.

Сегодняшний вечер выдался дождливый и холодный. Либериус, не выпуская из рук вожжи, сжимался внутренними мышцами и слегка подергивался от колкой сырой прохлады. Публики по улицам ходило немного, лишь изредка можно было увидеть несколько пар, проходящих и жавшихся друг к другу, прикрываясь большими черными зонтами. Либериус заехал в закрытый квартал и остановился напротив старинного мало доступного в меру своей дороговизны питейного дома. Взад и вперед курсировали извозчики, вылавливая своего клиента; дорогие экипажи с позолотой или бронзой подъезжали за своими хозяевами, а сверху, сбавляя обороты, подлетал громоздкий разукрашенный мигающими разноцветными огоньками дирижабль, плавно падающий на крышу соседнего роскошного отеля в стиле Рококо с высокими и широкими арочными окнами и подтянутыми элегантными французскими балкончиками увешанными цветами (особенно красочно это смотрится весной – в пору повсеместного цветения), – где всегда было уготовано его посадочное место. Закрытый квартал, находившейся в черте центра Вселенной, был единственным местом, где свободно по улице Свободы могли прогуливаться состоятельные банкрэкетиры, бизнесмены и их леди, професора, главврачи и их друзья и это благодаря тому, что он был взят в кольцо местной охранкой из жандармерии, которая охранительно охраняла его со всех сторон, не подпуская нищих душевнобольных обывателей и любопытных ротозеев; лишь извозчики с допустимой лицензией могли проникнуть вглубь этого квартала, чтобы развозить отдыхающих с одного злачного заведения в другое, а после доставлять их ко дворцам, усадьбам и поместьям, откуда они после продолжительного вальяжного отдыха без малейшего на то желания к полудню будут отправляться на свои рабочие места. Дождь усилился, Либериус снял картуз, накинул капюшон и полностью застегнул широкий не по размеру плащ-палатку. “Холодно, холодно, совсем захолодило… и не зима ведь еще, а уж холод такой. Уфф…” – съежился он. Около полуночи из питейного дома вышел высокий, широкоплечий, толстый джентльмен в цилиндре и длинной шубе нараспашку. Он шагал по вымощенной дорожке тяжело, медленно и широко, аккуратно опуская в мелкие образовавшиеся лужи свои лаковые блестящие туфли огромного размера, увеселительно что-то напевая себе под нос. Да-а-а… подумал про себя Либериус, смотря на этого состоятельного буржуя, который подошел к черным, высоким, кованым воротам с лакеем у входа, и достав из внутреннего кармана пиджака длинную, толстую сигару, стал хлопать по карманам. Лакей помог ему прикурить и вежливо откланялся, – такой в мою телегу точно не сядет, он, вероятно, ждет свою карету, и если взять во внимание его неподъемную тушу, то лучше бы он воспользовался дирижаблем. Осыпаемый дождем, Либериус сдержанно улыбался, созерцая свои мысли. Огромный джентельмен докурил, отдал остаток сигары лакею, и слегка покачиваясь, как большой, деревянный, старый, скрипучий фрегат на легких волнах, направился к неопрятно подъехавшей, наехавшей на бордюр, черкнувшись слегка об афишную тумбу, роскошной карете, в которой извозчик был мертвецки пьян, сумев все же вовремя остановить двух молодых черных жеребцов и согнуться от потери контроля над собой в колач, тем самым развеселив местную гуляющую публику, которая смеялась и хлопала одновременно. Большой господин недовольно мотнул головой и направился к своей карете, мысленно намереваясь задать хорошую взбучку своему Ваньке. В это время из этого же питейного заведения выскочили две смеющиеся молодые барышни одетые в длинные облегающие яркие платья, а из открытой двери отчетливо доносились звуки джаза. Они достали длинные мундштуки, вставили в них сигареты, и не обращая внимания на прохладу и то усиливающийся, то затихающий дождь, слегка пританцовывая, курили и смеялись, постреливая блестящими глазками в сторону Либериуса, который с умилением смотрел на беззаботных молодых особ. Ему всегда нравилось подвозить таких веселых, раскрепощенных, скрывающихся от обывательского взгляда, где-то даже вульгарных, молодых девиц, которые всю дорогу смеялись и шутили, пели и рассказывали всякие небывалые сплетни, и часто уже у места прибытия рылись долго в своих дамских сумочках или мешочках, в надежде нащупать ключи от дома, а также чаевые, чтобы неопрятно бросить их скромному, молчаливому вознице, показав этим свою “незыблемую” щедрость. Мои клиенты! Подумал Либериус, когда они докурив и накинув свои полушубки, вынесенные им гардеробщиком, направились, грациозно виляя своими бедрами, в его сторону. В карете, которая нелепо припарковалась и так и не тронулась с места, открылась дверь и оттуда, с тяжестью и без малейшего желания шевелиться, вылез недовольный практически такой же пьяный, как и его извозчик, большой джентльмен, оправившись, он направился к повозке, на которой сидел Либериус и с умилением наблюдал за приближающимися милыми особами, не сводя глаз с их изящной походки.