Профессия – первая леди - стр. 35
Подтягич единственный, кто панибратски зовет меня на «ты» и «Фимой», а я его – на «вы» и по имени-отчеству. Я прекрасно помню, как в тысяча девятьсот каком-то году, когда я была наивной (хотя, постойте – наивной я не была никогда!), во всяком случае, свежей и щеняче-восторженной студенточкой, Гамаюн дал рецензию на мой первый рассказ. Мои родители были уверены, что у меня настоящий литературный талант, и я ожидала подтверждения прописной истины от знаменитого творца, первого секретаря правления Союза писателей Герцословакии.
Подтягич принял меня в огромном кабинете, заставленном книгами, в первую очередь своими собственными. Вот чего-чего не понимала в писателях, так это тягу к украшательству книжных полок родными опусами. Книжки, вышедшие из-под пера С.И. Гиппиус, я храню в подвале около мешков с картошкой.
– Ну, деточка, – просверлив меня истинно писательским взором, изрек Подтягич и постучал лакированным ногтем по коленкоровому переплету тетрадки с моим рассказом.
Одного этого «ну, деточка» хватило, чтобы понять – мой рассказ Гамаюну не понравился. Впрочем, я ошиблась. Не понравился – это было самое доброжелательное, легковесное и положительное из всего того, что вылил на мою голову в течение полутора часов лекции по писательскому мастерству гений соцреализма.
Как он громил меня, студентку первого курса филологического факультета Экарестского государственного университета, отделение классической филологии! Он растоптал каждое мое слово, стер в порошок каждую запятую и камня на камне не оставил ни от стиля, ни тем более от сюжета. А я-то, грешная, поначалу пыталась защищаться, но под конец разревелась, уткнувшись в спинку кожаного дивана.
Гамаюн приголубил меня за пухлую коленку (старый ловелас всегда питал тайную страсть к молоденьким девчушкам) и заметил назидательным тоном, каким умеют вещать только добившиеся всеобщего признания и крупных гонораров писатели:
– Фимочка, если твоей троюродной бабкой была Зинаида Гиппиус, это вовсе не значит, что и тебе суждена писательская стезя. Закончи университет, защити диссертацию, выйди замуж и нарожай детей – впрочем, можешь делать все это в иной последовательности. А о литературе забудь. Не твое это, Фима, ну не твое!
После этого гестаповского разноса он пригласил меня за стол, где его дородная жена угощала меня пирогом с малиной и цейлонским чаем. Я, давясь, поглощала приторно-сладкий пирог, внимала разглагольствованиям охламона Подтягича и думала о том, что утоплюсь в Клызме следующим же вечером.
С камнем на шее я в речку не бросилась, моя мудрая матушка, узнав о реакции Гамаюна на рассказ под названием «Каминные сверчки», заметила: