Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания - стр. 109
Нос (точней, обоняние) жил своей жизнью – учуял запах кофе. И как в рекламе какой-то – нос повёлся, увлекая все мысли на аромат. «Надо же! Неужели, пока думал, что-то ляпнул вслух, про кофе?»
– На, командир!
Дождавшись, когда Терентьев осторожно отхлебнёт обжигающего кофе и отставит чашку, штурман спросил про смену курса. Получив объяснения, в целом согласился:
– У нас «язык» есть, ценный. Может, удастся вытянуть из него чего, что прояснит намерения противника, – и пояснил: – Взяли одного цэрэушника!
– Особист доложил?
– Не. Прапор. Особист возмущался, что всё смыли из шлангов на корме. Не досмотрели, дескать, не обыскали…
– Умный, да? Где он был, когда Скопин «Конкерор» топил? – Терентьев чуть ли не залпом допил кофе, наверняка ещё горячий, но даже не поморщившись.
– Зря ты так, командир. Он сам попросил Пономарёва таблетками напичкать, чтоб в строю быть. Парень вроде правильный.
– У меня нет на корабле такой должности – «правильный парень», – отрезал Терентьев и передразнил: – «Досмотреть, обыскать». Вот он сам бы беленькие перчаточки натянул и пошёл фарш воро́чать. Мичман говорил, что у него половина боцкоманды чуть не облевалась, пока палубу чистили. А нам сейчас «камовых» в работу. Так что боцман всё верно сделал.
Всё было готово: створки ангара, вертолётную площадку расчистили (в том числе и от вновь наросшей наледи), опустили «ловить рыбу» антенны УКВ, обеспечили подсветку.
После бойни наверху и беготни-пальбы в коридорах крейсера выбравшиеся из ангара технари наглядно увидели последствия этого всего, включая и потери среди своих. Поэтому «запрягали» сосредоточенно и молча, в другой бы ситуации при сходной погодной обстановке кто-нибудь обязательно ляпнул про «доброго хозяина» и «собаку со двора». Тем более понимали – им-то что, а вот летунам в эту муть лететь.
– Шквалит. Порывами, – перекрикивая свист турбин, совершенно излишне напутствовал командир полётной группы пилота, – едва оторвёшься, может подхватить и сдуть.
Тот, возясь с застёжкой аварийного надувного комбинезона, в ответ кивал молча, и сам всё видя, дескать «ничего страшного – доводилось и в худших условиях».
Терентьев поднялся наверх «проветриться», не задерживаясь в полумраке ходовой рубки, вышел на правое крыло мостика.
Быстрый взгляд вперёд по ходу движения, вдохнув морскую влажность и минусы (градусов семь) воздуха.
Впереди серый нос корабля. Угадывается (скорей из-за знания, что это так) тёмно-бордовая краска палубы, с зацепившимися белыми снежными проплешинами – наледь. «Вот всегда так… что бы где ни произошло, ни случилось, сначала смотрю вперёд – что там дальше! А дальше у нас – океан, мрачный океан (это эмоции!), ночь проглядывается от силы метров на сто. И то – из-за белых хлопьев барашек на гребнях. А так – всё забивает мельтешня… дождь, снег? Чёрт, не пойми что! Словно белый радиопомеховый шум на экране. Что, несомненно, скажется на локации. “Тараву”-то, естественно, не прозеваем, а вот всплывёт какая тварь на перископ – не увидим».