Проблемы метода
1
Я не упоминаю здесь о личности, которая объективируется и раскрывается в своем творчестве, потому что философия той или иной эпохи всегда превосходит философа, придавшего ей ее первоначальный облик, сколь бы ни был велик этот мыслитель. Однако мы увидим, что изучение единичных доктрин неотделимо от глубокого исследования философий. Картезианство проливает свет на эпоху и соотносит (situe) Декарта в русло тотализирующего развития аналитического разума; поэтому Декарт, как личность и как философ, вплоть до середины XVIII в. проясняет исторический (и, следовательно, единственный) смысл новой рациональности. – Прим. автора.
2
Дворянством мантии (в отличие от «дворянства шпаги») во Франции называлось чиновное дворянство, вышедшее из буржуазии. – Прим. пер.
3
Мировоззрение (нем.). – Прим. пер.
4
В случае картезианства действие «философии» остается отрицательным: она расчищает почву, разрушает и дает возможность увидеть сквозь крайнюю запутанность и партикуляризм феодальной системы абстрактную всеобщность буржуазной собственности. Но при других обстоятельствах, когда сама социальная борьба принимает иные формы, вклад теории может быть положительным. – Прим. автора.
5
Ключевой для Сартра термин dépasser, в данном переводе в зависимости от оттенка смысла в данном переводе передается словами «превосходить», «преодолевать», а также – там, где он используется Сартром как эквивалент гегелевского aufheben, – «снимать». Об использовании в современном французском философском языке слова dépasser для приблизительного перевода aufheben см.: Lalande A. Vocabulaire technique et critique de la philosophie, 15 éd. Paris, 1985. См. также немецкий перевод «Проблем метода», где термин dépasser передается словами überschreiten, überwinden, aufheben: Marxismus und Existentialismus. Versuch einer Methodik. Hamburg, 1964. – Прим. пер.
6
Термин определение (détermination) у Сартра часто употребляется не в субъективном, логическом («дефиниция»), а в объективном смысле, близком к гегелевскому. – Прим. пер.
7
Без сомнения, Гегеля можно притянуть на сторону экзистенциализма. Жан Ипполит небезуспешно попытался сделать это в своих «Очерках о Марксе и Гегеле[131]». Разве Гегель не был первым, кто показал, что «видимость как таковая обладает реальностью»? И разве не пантрагизм составляет подоплеку его панлогизма? Разве нельзя с полным основанием утверждать, что для Гегеля существования «сцепляются в историю, которую они созидают и которая в качестве конкретной всеобщности творит над ними суд и превосходит их (transcende)»? Да, такое утверждение вполне правомерно, но ведь вопрос в другом: противоположность между Кьеркегором и Гегелем состоит в том, что для последнего трагическое какой-либо жизни всегда оказывается снятым. Переживаемое исчезает в знании. Гегель говорит нам о рабе и о присущем ему страхе смерти. Но прочувствованная смерть становится простым объектом познания и моментом трансформации, которая сама будет снята. С точки зрения Кьеркегора, не имеет существенного значения, что Гегель говорит о «свободе, чтобы умереть» или точно описывает некоторые аспекты веры; Кьеркегор упрекает гегельянство в том, что оно оставляет без внимания непреодолимую непроницаемость переживаемого опыта. Он расходится с Гегелем не только и не столько на уровне понятий, сколько на уровне критики знания и ограничения его сферы. Так, например, совершенно верно, что Гегель с большой глубиной раскрывает единство и противоположность жизни и сознания. Но столь же верно, что и в том и в другом есть неполнота и они уже признаны ущербными с точки зрения тотальности. Или, выражаясь языком современной семиотики, для Гегеля означающее (в любой момент истории) – это движение духа (который конституируется как означающее-означаемое и означаемое-означающее, т. е. как абсолютный субъект); означаемое – это живой человек и его объективация; для Кьеркегора же человек есть означающее: он сам творит значения, и ни одно значение не прилагается к нему извне (Авраам не знает, есть ли он Авраам); он никогда не бываем означаемым (даже для Бога). – Прим. автора.
8
См. Lagache [D.[132] ] Le Travail du deuil [Paris, 1938]. – Прим. автора.
9
К критике политической экономии. Предисловие // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6–7. – Прим. пер.
10
К критике политической экономии. Предисловие // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 7. – Прим. пер.
11
Французское existence в зависимости от контекста в данном переводе передается двумя словами: «экзистенция» и «существование». – Прим. пер.
12
Случай Хайдеггера слишком сложен, чтобы его здесь рассматривать. – Прим. автора.
13
Именно это качество, одновременно имманентное (так как оно пронизывает нашу переживаемую субъективность) и трансцендентное (поскольку оно остается для нас недостижимым), Ясперс называет экзистенцией. – Прим. автора.
14
См.: Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Соч. Т. 4. С. 445. См. также: Немецкая идеология // Соч. Т. 3. С. 45. – Прим. пер.
15
Это объясняет, почему приверженные марксизму представители интеллигенции моего возраста (коммунисты и некоммунисты) – такие слабые диалектики: они, сами того не сознавая, вернулись к механистическому материализму. – Прим. автора.
16
Cahez [J. I.] La Pensée de Karl Marx. Le Seuil, (1956). – Прим. автора.
17
См. примеч. 6 на стр. 13. – Прим. пер.
18
Выражение это было введено в оборот испанским философом Мигелем де Унамуно. Разумеется, этот трагизм не имел ничего общего с подлинными конфликтами нашей эпохи. – Прим. автора.
19
Wahl J. Vers le concret; études d’histoire de la philosophie contemporaine. Paris, 1932. – Прим. пер.
20
Точное название книги: Lukacs G. Existentialisme ou marxisme? Paris, 1948. – Прим. пер.
21
Ракоши, Матьяш (1892–1971) – венгерский политический деятель; после 1945 г. занимал ряд руководящих постов в Коммунистической партии и правительстве. – Прим. пер.
22
Речь идет о вооруженном восстании против правительства коммунистов в Венгрии в октябре – ноябре 1956 г., подавленном советскими войсками. – Прим. пер.
23
Точка зрения старых троцкистов. – Прим. автора.
24
Написание имен нарицательных с прописной буквы, часто встречающееся у Сартра, воспроизводится в переводе лишь в отдельных случаях. – Прим. пер.
25
Понятие «мелкая буржуазия», конечно, существовало в марксистской философии задолго до написания Марксом работы о государственном перевороте Луи-Наполеона. Но и сама мелкая буржуазия существует как класс уже давно. Важно то, что она исторически развивается и что в 1848 г. она обнаруживает такие особенности, которые невозможно вывести из ее понятия. Мы увидим, что Маркс рассматривает общие черты, определяющие ее как класс, и в то же время устанавливает на этой основе, а также исходя из опыта, специфические черты, которые определяют ее в 1848 г. как особую реальность. Возьмем другой пример. В 1853 г. в серии статей (The British Rule in India[133]) он пытается передать неповторимый облик Индостана. Максимилиан Рюбель в своей блестящей книге приводит следующую любопытную цитату (шокирующую современных марксистов): «Это странное сочетание Италии и Ирландии, мира сладострастия и мира печали, было предвосхищено в древних традициях религии Индостана, в этой религии чувственных излишеств и умерщвляющего плоть аскетизма…» (Max. Rubel. Karl Marx, p. 302[134]). Статья Маркса вышла 25 июня 1853 г. под заглавием “On India”[135]. За этими словами определенно угадываются истинные понятия и метод. Италию напоминают социальная структура и географическое положение, Ирландию – английская колонизация и т. д. Вместе с тем Маркс придает реальность словам «сладострастие», «печаль», «чувственные излишества», «умерщвляющий плоть аскетизм». Более того, он показывает, что современное положение Индостана было «предвосхищено» (до англичан) в его древних религиозных традициях. Для нас в данном случае неважно, таков ли Индостан в действительности, – важен синтетический взгляд, который возвращает жизнь анализируемым объектам. – Прим. автора.
26
В октябре 1951 г. Конгресс США одобрил предложенную Дж. Керстайном поправку к закону о взаимном обеспечении безопасности, согласно которой разрешалось ассигновать 100 млн. долларов на финансирование деятельности по поддержанию антикоммунистического движения в странах Восточной Европы.
Летом и осенью 1956 г. радиостанция «Свободная Европа» значительно активизировала свою деятельность. В передачах на Венгрию содержались призывы поддержать правительство И. Надя, предлагалась программа действий. – Прим. пер.
27
Этому интеллектуальному террору одно время соответствовало «физическое уничтожение» частных лиц. – Прим. автора.
28
Я уже высказал свое мнение относительно венгерской трагедии[136] и не стану повторяться. С той точки зрения, которую мы приняли, априори несущественно, что комментаторы-коммунисты почли своей обязанностью оправдать советскую интервенцию. Удручает другое – то, что их «анализ» полностью уничтожил своеобразие венгерских событий. А ведь восстание в Будапеште спустя двенадцать лет после окончания войны, менее чем через пять лег после смерти Сталина, несомненно, должно было иметь специфические особенности. Что же делают наши «схематизаторы»? Они подчеркивают ошибки партии, но не определяют их: эти неопределенные ошибки приобретают абстрактный и вечный характер, что вырывает их из исторического контекста и превращает в некую всеобщую сущность – «человеческое заблуждение»; они отмечают наличие реакционных элементов, но не показывают их венгерскую реальность: венгерские реакционеры сразу же превращаются в вечную Реакцию, они – собратья контрреволюционеров 1793 г., их единственная определенная черта – стремление вредить. Наконец, комментаторы-коммунисты изображают мировой империализм как неистощимую безликую силу, сущность которой остается неизменной, какова бы ни была точка ее приложения. Из этих трех элементов они составляют шаблонное объяснение (ошибки, местная-реакция-извлекающая-выгоду-из-недовольства-народа и использование-этого-положения-мировым-империализмом), которое так же хорошо или, лучше сказать, так же плохо подходит к любым восстаниям вообще, включая волнения в Вандее или в Лионе в 1793 г., если только заменить «империализм» на «аристократию». Получается, что ничего нового не произошло, – это-то и требовалось доказать. – Прим. автора.
29
Письмо Энгельса В. Боргиусу от 25 января 1894 г. // Соч. Т. 39. С. 175. – Прим. пер.
30
Эта формулировка в сжатом виде отражает важнейшее положение марксизма. См., напр.: К критике политической экономии. Предисловие // Соч. Т. 13. С. 7; Развитие социализма от утопии к науке // Соч. Т. 19. С. 208; Анти-Дюринг // Соч. Т. 20. С. 26. – Прим. пер.
31
Методологический принцип, согласно которому достоверность приходит с рефлексией, ни в коей мере не противоречит антропологическому принципу, в соответствии с которым конкретный человек определяется через его материальность. Рефлексия не сводится для нас к простой имманентности субъективного идеализма: она становится отправным пунктом, только если сразу же поворачивает нас лицом к вещам и к людям, к миру. Единственная теория познания, приемлемая в наши дни, – та, что основывается на следующей истине микрофизики: экспериментатор составляет часть экспериментальной системы. Только такая теория познания позволяет отбросить всякую идеалистическую иллюзию, только она одна показывает реального человека в реальном мире. Но этот реализм необходимо предполагает в качестве отправного пункта рефлексию: раскрытие ситуации осуществляется на практике и через практику, которая ее изменяет. Мы не рассматриваем обретение самосознания как источник действия – мы видим в этом необходимый момент самого действия: действие само освещает себя, когда оно совершается. Это не исключает того, что оно освещается через обретение самосознания действователями, – что необходимо предполагает разработку теории сознания. Что же касается теории познания, то она, напротив, остается слабым пунктом марксизма. Когда Маркс пишет: «Материалистическое мировоззрение означает просто понимание природы такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений»[137], он присваивает себе объективный взгляд и притязает на то, чтобы созерцать природу такой, какова она безотносительно к субъекту. Устранив всякую субъективность и слившись с чистой объективной истиной, он блуждает в мире объектов, населенном людьми-объектами. Ленин же, говоря о нашем сознании, утверждает: «Оно есть только отражение бытия, в лучшем случае приблизительно верное его отражение»[138], – и тем самым тотчас лишает себя права писать то, что он пишет. В обоих случаях субъективность уничтожается: в первом случае становится по ту сторону, а во втором – по эту сторону субъективности. Но эти позиции противоречат одна другой: каким образом «приблизительно верное отражение» может стать источником материалистического рационализма? Марксизм ведет двойную игру: существует конституирующее сознание, которое априори утверждает рациональность мира (и тем самым впадает в идеализм); это конституирующее сознание определяет конституируемое сознание отдельных людей как простое отражение (что приводит к скептическому идеализму). Оба этих представления в конечном счете разрывают подлинную связь человека с историей, поскольку согласно первому из них знание есть чистая теория, несоотнесенный (non situé) взгляд, а согласно второму оно есть чистая пассивность. В последнем случае всякое экспериментирование отпадает, остается лишь скептический эмпиризм, человек исчезает, и мы не можем принять вызов, брошенный Юмом. В первом случае экспериментатор оказывается трансцендентным по отношению к экспериментальной системе. И напрасно эти два представления пытаются связать с помощью «диалектической теории отражения»: оба они по самой своей сути являются антидиалектическими. Когда знание становится аподиктическим и конституируется против всякого возможного опровержения, не устанавливая ни своих пределов, ни своей правомочности, оно отрезает себя от мира и превращается в формальную систему; когда оно сводится к чистой психофизиологической детерминации, оно утрачивает свою изначальную особенность – отношение к объекту – и само становится чистым объектом знания. Никаким опосредствованием невозможно связать марксизм как систему принципов и аподиктических истин с психофизиологическим (или «диалектическим») отражением. Обе эти трактовки знания (догматизм, знание-дублет) – домарксистские. В движении марксистского «анализа», и особенно в процессе тотализации, равно как и в замечаниях Маркса относительно практического аспекта истины и относительно общих связей между теорией и практикой, нетрудно обнаружить элементы не получившей развития реалистической эпистемологии. Но что можно и до́лжно построить, исходя из этих отрывочных заметок, – так это теорию, соотносящую знание с миром (что неумело пытается осуществить теория отражения) и определяющую знание в его отрицательности (сталинистский догматизм делает из этой отрицательности абсолют, превращая ее в отрицание). Только тогда станет ясно, что знание – это не знание идей, а практическое знание вещей; тогда можно будет отказаться от отражения как от ненужного и ошибочного промежуточного звена. Тогда мы сумеем объяснить то мышление, которое теряет и отчуждает себя в процессе действия, чтобы вновь обрести себя в самом этом действии и посредством этого действия. Но как же назвать эту соотнесенную отрицательность как момент практики и как чистое отношение к самим вещам, если не сознанием? В идеализм впадают двумя путями: во-первых, растворяя реальность в субъективности и, во-вторых, отрицая всякую реальную субъективность в пользу объективности. В действительности же субъективность – и не всё, и не ничто; она представляет момент объективного процесса (интериоризации внешнего) и в качестве такового беспрерывно устраняет себя, чтобы беспрерывно возрождаться вновь. Но каждый из этих эфемерных моментов – возникающих в ходе человеческой истории и никогда не бывающих ни первыми, ни последними – переживается субъектом истории как отправной пункт. «Классовое сознание» не есть просто переживаемое противоречие, объективно характеризующее рассматриваемый класс: оно есть это противоречие, уже снятое практикой и тем самым одновременно сохраненное и подвергнутое отрицанию. Но именно эта раскрывающая отрицательность, эта дистанция в непосредственной близости конституирует одновременно то, что экзистенциализм называет «сознанием объекта», и то, что он обозначает как «не-тетическое сознание самого себя». – Прим. автора.
32
К критике политической экономии. Предисловие // Соч. Т. 13. С. 7. В «Капитале» Маркс цитирует эту формулировку (см.: Соч. Т. 23. С. 92). – Прим. пер.
33
Matérialisme et Révolution // Les Temps modernes, № 9–10 (juin – juillet 1946). – Прим. пер.
34
Das Kapital, III, S. 873[139] – Прим. автора.
35
«Максимум» – т. е. твердые цены на продовольствие и предметы первой необходимости.
«Легенда веков» – поэма В. Гюго (в трех сериях, 1859–1883). – Прим. пер.
36
Церковные земли, объявленные Учредительным собранием национальным имуществом, скупались и перепродавались буржуазией и зажиточными крестьянами. – Прим. пер.
37
Под обеспечение национальными имуществами были выпущены ассигнаты, превратившиеся в бумажные деньги. Выпуск крупных сумм ассигнатов вел к их обесценению. Дирижизм – руководство экономикой со стороны государства. – Прим. пер.
38
Поводом к этим и последующим замечаниям для меня послужила часто подвергаемая критике, но, однако, весьма интересная и богатая новыми мыслями работа Даниэля Герена «Классовая борьба в период Первой республики»[140]. При всех заблуждениях автора (идущих от желания переделать историю на свой лад), эта работа принадлежит к числу тех немногих трудов современных марксистов, которые обогатили исторические исследования. – Прим. автора.
39
Термин активизм, введенный немецким философом Р. Эйкеном (Eucken) (1846–1926), обозначает философское учение, близкое к прагматизму, но, в отличие от него, признающее высшую ценность истины по сравнению с практической полезностью и полагающее, что истина обретается в деятельной жизни путем интуиции. – Прим. пер.
40
Все дело в том, что они не могут себя преодолеть: они отвергают вызывающую у них враждебность фразу (из боязни, из ненависти, из лености) в тот самый момент, когда они уже открыты для ее восприятия. Это противоречие обрекает их на замкнутость. Они не понимают буквально ни слова из того, что прочитывают. И это непонимание я порицаю не с позиций какого-то буржуазного объективизма, а с позиций самого марксизма: ведь чем лучше марксисты будут знать то, что они осуждают и опровергают, тем решительнее они это отбросят и осудят, тем убедительнее опровергнут. – Прим. автора.
41
20 апреля 1792 г. Франция объявила войну австрийскому императору. Лидер жирондистов Жак Пьер Бриссо (1754–1793) с осени 1791 г. выступал с решительным требованием немедленного объявления войны. – Прим. пер.
42
Не следует, однако, забывать, что монтаньяр Робеспьер поддерживал предложения Бриссо еще и в первые дни декабря 1791 г. Больше того, его синтетический ум придавал более резкую форму декретам, представляемым на голосование, потому что он сразу переходил к сути. 28 ноября он требует пренебречь «малыми государствами» и обратиться прямо к императору с такими словами: «Мы настаиваем на роспуске (вооруженных формирований), в противном случае мы объявляем вам войну…»[141] Весьма важно и то, что вскоре он изменил свое мнение[142] под влиянием Бийо-Варенна, якобинца, упорно твердившего о силе внешних врагов и о бедственном состоянии наших оборонительных укреплений на границах. Аргументы Бийо обрели в глазах Робеспьера свой истинный смысл, по-видимому, тогда, когда он узнал о приготовлениях графа де Нарбонна к войне[143]. Отныне конфликт стал представляться ему искусно подстроенной западней, адской машиной; он вдруг уловил диалектическую связь между внешним и внутренним врагом. Марксист не должен пренебрегать этими «частностями»: они показывают, что первым побуждением всех политиков было объявить войну или, по крайней мере, отважиться на нее. У наиболее проницательных незамедлительно возникло обратное побуждение, но источником его была неуверенность, а не стремление к миру. – Прим. автора.
43
16 декабря 1791 г. Бриссо выступил в Якобинском клубе с речью, доказывая, что для упрочения завоеваний революции необходимо начать войну с крупными европейскими державами, в ходе которой, вероятно, обнаружится измена короля и его окружения: «…у меня только одно опасение, а именно что мы не будем преданы. Нам нужны великие измены: в этом наше спасение, ибо в лоне Франции еще есть сильные дозы яда, и нужны мощные взрывы, чтобы их удалить…» (цит. по: Жорес Ж. Социалистическая история французской революции. Т. 2. М., 1978. С. 165). – Прим. пер.
44
Напомним, что и декрет от 15 декабря 1792 г.{Декретом Конвента от 15 декабря 1792 г. в областях, занятых французскими войсками, устанавливались революционные порядки (уничтожение феодальных повинностей, крепостного права и вообще всех привилегий дворянства; упразднение всех существующих властей и создание временной администрации; отмена прежних налогов и т. д.). В этом декрете, как и в декрете от 19 ноября, Франция обещала поддержку народам, которые восстали бы против своих правительств. – Прим. пер.} не положил конец колебаниям и предосторожностям. Бриссо и жирондисты делали все возможное, чтобы помешать вторжению в Голландию, банкир Клавьер (единомышленник бриссотинцев) воспротивился идее ввести ассигнаты в оккупированных странах, Дебри предлагал объявить, что отечеству уже не угрожает опасность, и отменить все меры, принятые в целях общественного спасения. Жиронда отдавала себе отчет в том, что война требовала все более и более демократической политики, чего она как раз и страшилась. Но она оказалась в тупике: ей каждодневно напоминали, что это она объявила войну. Декрет от 15 декабря действительно преследовал экономическую цель, но дело шло, если можно так выразиться, о континентальной экономике – о том, чтобы возложить военные расходы на оккупированные страны. Таким образом, экономическая сторона войны с Англией (вообще говоря, губительная) выявилась лишь в 1793 г., когда жребий был уже брошен[144]. – Прим. автора.
45
Т.е. войну с Англией. – Прим. пер.
46
Имеется в виду война за отделение южных штатов от США (1862–1865). – Прим. пер.
47
Что же касается монтаньярской буржуазии, состоящей из приобретателей национальных имуществ и военных поставщиков, то, полагаю, она была выдумана для пользы дела. Герен, уподобляясь Кювье, реконструирует ее по одной-единственной кости. Эта кость – присутствие в Конвенте богача Камбона[145]. Камбон действительно был монтаньяром, принадлежал к числу сторонников войны и приобретал национальные имущества. Он и в самом деле был вдохновителем декрета от 15 декабря, недвусмысленно осужденного Робеспьером. Но он поддался влиянию Дюмурье[146]; и цель его декрета, явившегося завершением долгой истории, участниками которой были этот генерал и военные поставщики, заключалась в том, чтобы разрешить арест и распродажу имущества церквей и аристократических семейств, что открыло бы возможность для обращения французских ассигнатов в Бельгии. Декрет был принят большинством голосов, несмотря на все опасности войны с Англией, но сам по себе в глазах Камбона и всех тех, кто за него голосовал, он не имел никакого положительного отношения к экономическому соперничеству Франции и Англии. Приобретатели национальных имуществ были скупщиками и крайне враждебно относились к максимуму. Не в их интересах было вести войну до победного конца, и многие из них в 1794 г. удовольствовались бы компромиссом. Военные поставщики, встречающие недоверие, строго контролируемые, а иногда даже подвергаемые аресту, не представляли собой социальной силы. Хотим мы того или нет, мы должны признать, что в период между 1793 и 1794 гг. революция ускользнула из рук крупной буржуазии – ее возглавила мелкая буржуазия. Эта последняя продолжила войну в союзе с народом и направила революционное движение против крупной буржуазии, а затем обратила его против народа: такова была ее цель, равно как и цель революции. Если Робеспьер и монтаньяры 15 декабря не стали более резко выступать против распространения войны, то главным образом из политических соображений (противоположных соображениям жирондистов): мир явился бы триумфом Жиронды, а отклонение декрета от 15 декабря было бы прелюдией к миру. В этот раз Робеспьер опасался, что будет образована вторая коалиция и мир окажется всего лишь передышкой. – Прим. автора.
48
Сартр имеет в виду высказывание Маркса в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта»: «… революция 1789–1814 гг. драпировалась поочередно то в костюм Римской республики, то в костюм Римской империи» (Соч. Т. 8. С. 119). – Прим. пер.
49
Из рукописного наследства К. Маркса. Введение (из экономических рукописей 1857–1858 годов) // Соч. Т. 12. С. 726. – Прим. пер.
50
Термин модифицировать употреблен здесь Сартром не в значении «изменять», а в значении «наделять (некоторую субстанцию, вещь, реальность) модусами». – Прим. пер.
51
См. примеч. 49. Русский перевод здесь не вполне точен: «… представление о целом». У Маркса – «Vorstellung eines Ganzen» (Marx К., Engels F. Gesamtausgabe. Zweite Abteilung. Bd 1, Text, Teil 1. Berlin, 1976. S. 36). – Прим. пер.
52
Вместе с тем именно один из марксистов, Анри Лефевр, предложил метод – на мой взгляд простой и безупречный – интеграции социологии и истории в перспективе материалистической диалектики. Этот пассаж заслуживает того, чтобы привести его целиком. Лефевр начинает с замечания, что такая реальность, как крестьянство, поначалу представляется в своей горизонтальной сложности: это группа людей, располагающая средствами труда и производящая сельскохозяйственную продукцию, группа, находящаяся в некотором отношении к самим этим средствам труда и к социальной структуре, которую они детерминируют и которая, в свою очередь, их обусловливает. Данная группа людей в своих отличительных особенностях во многом зависит от больших национальных и мировых целостностей (обусловливающих, например, специализацию в государственном масштабе) и являет множество аспектов, которые должны быть описаны и определены (а именно: демографические аспекты, структура семьи, жилищные условия, религия и т. д.). Но Лефевр спешит добавить, что горизонтальная сложность дополняется «вертикальной, или исторической, сложностью»: в сельском мире обнаруживается «сосуществование укладов, возникших в разное время». Эти две сложности «взаимодействуют между собой». Так, Лефевр отмечает тот знаменательный факт, что только история (а не социология, которая носит эмпирический и статистический характер) способна объяснить следующее явление сельской жизни Америки: заселение осуществлялось на свободной территории, и земли занимали жители городов (тогда как в Европе город выделился из сельской среды). Таким образом можно показать, что сельской культуры в собственном смысле слова в США не существует, или что она представляет собой вырождение городской культуры.
Чтобы можно было изучать, не теряясь в частностях, подобную сложность (сложность в квадрате) и подобную взаимозависимость, Лефевр предлагает «очень простой метод, использующий вспомогательные методы и включающий три момента:
а) Описательный – наблюдение, основывающееся, однако, на опыте и на общей теории…
б) Аналитико-регрессивный – анализ реальности. Попытка точно датировать ее…
в) Историко-генетический – попытка воспроизвести настоящее, но только проясненное, понятое, истолкованное» (Henri Lefebvre. Perspectives de sociologie rurale. “Cahiers de sociologie”, 1953).
К этому столь ясному и столь содержательному тексту нам больше нечего добавить, разве лишь то, что, по нашему мнению, метод Лефевра, включающий стадию феноменологического описания и движение в двух направлениях – сначала назад, а затем вперед, приемлем – с модификациями, которых могут потребовать от него исследуемые объекты, – во всех областях антропологии. Впрочем, именно его мы и применим, как будет видно из дальнейшего, к значениям, к самим индивидуумам и к конкретным отношениям между индивидуумами. Только этот метод и может быть эвристическим; только он один позволяет раскрыть своеобразие явления, не исключая в то же время сравнений. Жаль, что у Лефевра не нашлось последователей среди других ученых-марксистов. – Прим. автора.
53
Значение термина collectif у Сартра не совпадает с общепринятым значением этого слова во французском языке (где оно обозначает, как и русское «коллектив», группу людей): «… все социальные объекты, в той мере, в какой их сохраняет их собственная инерция, суть коллективы в их фундаментальной материальности» (Critique de la raison dialectique. T. 1. Paris, 1985. P. 398). – Прим. пер.
54
Письмо В. Боргиусу от 25 января 1894 г. // Соч. Т. 39. С. 175–176. Сартр дает не вполне точную цитату. – Прим. пер.
55
Эти параллельные средние оси сводятся, в сущности, к одной-единственной линии: рассматриваемые с этой точки зрения производственные отношения, социально-политические структуры и идеологии кажутся (как в спинозистской философии) «разными выражениями одной и той же фразы». – Прим. автора.
56
Ведь буржуа можно и стать: одно дело – человек, ставший буржуа, преодолев классовый барьер, и другое дело – мелкий буржуа по рождению. – Прим. автора.
131
Hyppolite J. Études sur Marx et Hegel. Paris, 1955. – Здесь и далее звездочками обозначены примечания переводчика к комментариям автора.
132
Здесь и далее в квадратных скобках приводятся добавления переводчика.
Лагаш, Даниэль (1903–1972) – французский врач, психоаналитик, психолог. – Прим. пер.
133
Британское владычество в Индии (англ.). – Прим. пер.
134
Полное название книги: Karl Marx, auteur maudit en U.R.S.S.? Paris, 1951. Приведенная цитата из Маркса невполне точна (см.: Соч. Т. 9. С. 130–131). – Прим. пер.
135
Об Индии (англ.). – Прим. пер.
136
См.: Le Fantôme de Staline // Les Temps modernes, № 129–131 (novembre 1956 – janvier 1957). Эта статья воспроизведена в кн.: Situations, VII. Paris, 1965. – Прим. пер.
137
В действительности Сартр приводит выдержку из работы Энгельса «Диалектика природы» (Соч. Т. 20, С. 513). – Прим. пер.
138
Материализм и эмпириокритицизм // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 346 (цитата неполная). – Прим. пер.
139
Капитал // Соч. Т. 25. Ч. II. С. 386–387. – Прим. пер.
140
Guérin D. La Lutte des classes sous la première République. Paris, 1946. – Прим. пер.
141
«Малые государства» – ряд германских государств, присоединившихся к контрреволюционной коалиции. Под императором подразумевается австрийский император, под вооруженными формированиями – отряды роялистов, собравшиеся в г. Кобленце, вблизи австрийской границы. – Прим. пер.
142
Робеспьер первым осознал опасность войны для революции и заинтересованность в ней короля и внутренней контрреволюции. Уже 12 и 18 декабря он произнес в Якобинском клубе речи против войны. – Прим. пер.
143
Нарбонн, Луи, граф де (1755–1813) – генерал, роялист, с 1791 г. военный министр. – Прим. пер.
144
Война Англии была объявлена 1 февраля 1793 г. – Прим. пер.
145
Камбон, Пьер Жозеф (1756–1820) – депутат Законодательного собрания и Конвента, руководил финансовой политикой Конвента. – Прим. пер.
146
Дюмурье, Шарль Франсуа (1739–1823) – генерал, близкий к жирондистам, в 1792 г. министр иностранных дел. – Прим. пер.