Призрак замка Тракстон-Холл - стр. 29
Когда вдалеке стало стихать пыхтенье паровоза, послышался топот копыт, и с путниками поравнялась повозка, запряженная малорослой лошадкой.
Возница, сутулый паренек в фуражке и поношенной рубахе с подтяжками, глянул на столичных гостей:
– Подсобить, что ль, господам?
– Да, пожалуй, – кивнул Конан Дойл, повергнув друга в замешательство.
Парень спрыгнул с повозки и почтительно стянул фуражку:
– Мое имя Фрэнк – Фрэнк Картер. Стало быть, так меня звать, возница я.
Он задрал голову, принюхался и кивнул на обложенный тучами горизонт:
– Ох, нутром чую, дело к ненастью.
Уайльд растерялся. Он в совершенстве владел пятью языками, переводил с латыни и греческого, но местные диалекты были для него китайской грамотой.
– О чем толкует этот парень? – шепнул он Конан Дойлу.
– Кажется, дождь собирается, и я склонен этому верить.
Уайльд закусил губу, страдальчески закатив глаза:
– Проклятье, мой багаж не должен намокнуть.
Возница перетаскивал чемоданы, складывая их, как головоломку. Конан Дойл опасался, что перегруженная повозка опрокинет бедное животное.
– Всего делов-то, – водрузив последний чемодан, сказал паренек с видом гордого строителя пирамиды, – все уместилось.
– Как это – все? Тут только самое необходимое. – Уайльд указал на вещи, путешествовавшие в багажном вагоне и теперь дожидавшиеся своей очереди на платформе.
Лицо возницы вытянулось.
– Ах, чтоб тебя! Все не влезет. – Он нахлобучил фуражку и обернулся к Уайльду. – Тут одной ходкой не обойдешься, вот оно как.
Уайльд вопрошающе глянул на Дойла.
– Он говорит, что вернется за остальным багажом позже.
Ирландец схватился за голову:
– Вот она, значит, какая, суровая сельская жизнь. Я опять скучаю по дому. – Он забрался в повозку. – Что ж, этого следовало ожидать.
Лошадка поднатужилась, вся дрожа от тяжести троих седоков и багажа, но так и не сдвинулась с места. Возница спрыгнул, подтолкнул повозку и вернулся на место, приняв у Конан Дойла вожжи.
Мощеная дорога очень скоро перешла в рыхлый грунт, изрытый глубокими колеями, в которых стояли лужи. Трясясь на ухабах, сумки и чемоданы Уайльда завели скрипучий концерт. Ярдов через двадцать проселок круто сворачивал влево, начались фермерские постройки. Гуси загоготали и бросились врассыпную, а куры продолжали упорно клевать зернышки прямо из-под колес повозки.
Посреди скотного двора, вооружившись вилами, чумазые дети и батраки ворошили сено. Задубевшие от грязи и пота лохмотья, казалось, навсегда приняли форму их тел. Они таращились на промчавшихся мимо элегантных джентльменов, как на пришельцев с другой планеты.