Призрак - стр. 8
– Гилберт? – неуверенно произнес Сигфрид.
Но брат не ответил. Он неподвижно стоял с открытым ртом на краю могилы, будто хотел что-то сказать. Глаза помутнели, и Герлоф понял, что Гилберт сейчас упадет.
И он упал рядом с открытой могильной ямой. Все замерли, как на фотографии, – Бенгтссон, пастор, врач… Герлоф рванулся к упавшему, но добежать не успел.
Тело Гилберта Клосса медленно перекатилось через край могилы и с тяжелым ударом, как мешок с мукой, упало на крышку гроба его брата.
Начало лета
Согреет солнце далиТеплом своих лучей,Но о земной печалиНапомнит соловей.Харри Мартинсон[3]
Оказывается, лодки тоже умирают. Как люди. Герлоф смотрел на свою старую деревянную шлюпку и размышлял. В этот солнечный июньский день шлюпка должна быть на воде, а она валяется в траве. В борту трещина, и не одна. Дощечка на корме с названием: «Ласточка». Но «Ласточка» по воде уже не летала. Жирная зеленая муха неторопливо, короткими рывками ползла по рассохшемуся корпусу.
– Что скажешь? – спросил Йон Хагман. Он стоял с другой стороны шлюпки.
– Рухлядь, – ответил Герлоф. – Старая, никуда не годная развалюха.
– Помоложе, чем мы с тобой.
– Помоложе, это верно… да ведь и мы с тобой рухлядь.
Герлофу восемьдесят четыре, Йону на будущий год стукнет восемьдесят. Они плавали на балтийских лайбах почти тридцать лет. Капитан и штурман. В Стокгольм – камень, назад – топливо и всякое-разное. В шторм и в штиль. Но это было давно, а теперь осталась разве что эта развалина.
«Ласточку» построили в 1925 году, Герлофу тогда было десять. Отец на ней рыбачил, ловил камбалу почти тридцать лет, а потом, уже в пятидесятые, шлюпка перешла к Герлофу. Он греб и ходил под парусом еще сорок лет. Но в начале девяностых пришла пора спускать «Ласточку» на воду, и Герлоф вдруг осознал, что уже не в силах дотащить шлюпку до воды.
Он стал старым. И «Ласточка» тоже.
И с того дня шлюпка так и лежала возле рыбарни Герлофа, и доски обшивки постепенно рассыхались.
В этот день на западном берегу Эланда вовсю светило яркое предлетнее солнце. Порывы ветра с пролива приносили приятную прохладу. Но жара еще не наступила, по-настоящему жарко становится только к середине июля, а бывают годы, когда и лета-то нет – разве что по календарю.
Герлоф потыкал палкой в борт и покачал головой.
– Рухлядь, – повторил он. – Двух метров не пройдет, затонет.
– Можно подновить.
– Ты думаешь?
– А почему нет? Она же не вся гнилая. Больную древесину убрать, сделать вставки, трещины законопатить где надо, зашпаклевать. Андерс поможет.
– Может, и так… Только вы с Андерсом будете работать, а я сидеть и смотреть. Больше я ни на что не годен.