Притворись моей - стр. 30
Туман в моих мозгах рассеивается в одночасье.
— Похоже, ни за что не угадаешь, — ехидничаю, припомнив сказанное им самим когда-то, толкая мужчину в грудь в попытке освободиться.
Ну, а какой смысл оправдываться? Пусть думает что угодно, мне-то что с того? Я его, скорее всего, всё равно вижу последний раз в жизни. Этой ночью, после подписания договора, семейство Филатовых возвращается в Америку.
— К тому же, никто тебя не тянул за язык, упоминать про “другие обстоятельства”, из-за которых ты якобы не смог явиться к нашему исполнительному, — повторно толкаю мужчину в грудь, хотя и эта попытка освободиться тщетна. — Да, я облила тебя. Дважды. Но даже футболку твою постирала в итоге. Так что причём тут твоё столкновение со мной, ваш договор и мой шеф со своими гипотетическими приказами?
Лично я никакой взаимосвязи не улавливаю. Но не Глеб.
— Как это причём? — криво усмехается брюнет. — Из-за тебя ведь… — не договаривает, по-новой вжимает меня собой в твёрдую поверхность.
И лишь теперь до меня доходит, что не только поверхность стены тут твёрдая. То, что снова упирается мне в живот, тоже весьма… ощущается, да.
Шумно сглатываю.
— Вот уже шестнадцать часов, как всё из-за тебя, Дюймовочка, — становится мне ошеломляющим открытием.
Руку с его груди я убираю. Сжимаюсь вся, мечтая обрести навык прохождения сквозь стены, ведь преграда за моей спиной — единственный выход отсюда. Мало того, что Филатов до сих пор прижимает меня собой, одна его ладонь смыкается в кулак, упираясь совсем рядом с моим лицом, а другая — плавно ложится мне на талию, смещается к пояснице и подталкивает ещё плотнее к жаркому сильному телу.
— Прекрати, — всё, на что меня хватает.
Судорожно хватаю ртом воздух, широко распахнутыми глазами глядя на то, как гаснет усмешка на губах Глеба. Черты его лица преобразуются в одно мгновение. Становятся жёсче. Золотисто-карий взор больше не лучится насмешкой и надменностью. Опасный. Голодный. Поглощающий. Плечи мужчины напряжены. Я замечаю, как проступают вены на запястье всё ещё сомкнутой в кулак руки. Та, что на шее — пульсирует всё чаще и чаще. Сам весь — как камень. Неотрывно смотрит на меня, следит за моей малейшей реакцией. Давит кулаком на стену, аж костяшки белеют. И дышит — тяжело, как я, прерывисто, будто никак не может надышаться. Воздух между нами хоть ножом режь. По коже словно электричество пускают. Кажется, ещё чуть-чуть, посыпятся искры. И если я сама понятия не имею, как это исправить, то Глеб…
— Уходи, — доносится от него приглушённо, с болезненными нотками.