Пристанище для уходящих. Книга 3. Оттенки времени - стр. 89
– А что с Таннером? Он приедет на праздник?
– Не знаю. Это… Не знаю. – Проще решить, стоит ли поднимать налоговую ставку для иностранных компаний, чем ответить на этот вопрос. – Собирай команду. Где видео из отеля? Служба безопасности обещала прислать его еще перед ужином.
– Ты уверена, что хочешь это смотреть?
– Личность террориста вы установили, хорошо, но я хочу знать, что там произошло.
– Есть довольно четкая запись с потолочной камеры.
– Вот и покажите мне ее!
Курт едва слышно вздохнул.
– Она у нашего безопасника. Напиши ему.
Я полезла за телефоном. Курт мешкал и не уходил.
– Что-то еще?
– Ты кажешься бледной. – Он озабоченно нахмурился. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Все нормально. Просто устала после перелета.
Курт ушел, а я осталась вглядываться в сумерки над парком Холлертау и оттягивать неизбежное, то есть не уходить к себе, чтобы остаться одной. В такие моменты все средства хороши, особенно самоедство.
Обычно мысли крутились вокруг матери, а сейчас появилось много новой информации. Я попыталась выстроить все последовательно.
Род дер Ланге вел свою историю с конца XV века от профессора первого шведского университета Густава Ланге. Во времена правления Карла IX Шведского род Ланге породнился с королевской семьей через очень дальнего внучатого племянника короля, но все же получил аристократическую приставку к фамилии. Затем дер Ланге стали активистами Реформации, участвовали в тридцатилетней войне и счастливо существовали, плодясь и размножаясь. В начале XIX века семья разорилась после строительства Гёта-канала20 и будто потеряла тягу к жизни. Детей в семье стало рождаться меньше, и, несмотря на демографический бум в Швеции, к середине XX века в роду остался только мой дед – Алмут дер Ланге. Он женился на датчанке, и в 1970 году у них родилась единственная дочь Адаберта.
В голову закралась мысль: может, это не детей стало рождаться меньше, а их убивали веиты за ген носителя, который вкрался в род? Хотя умершие все равно должны быть записаны в генеалогическом древе. Сейчас род дер Ланге угас, и хоть я и считалась его наследницей, но не ощущала морального права претендовать на их имущество, духовное семейное наследие и память рода. Меня больше волновало, когда в роду появился ген носителя, и являлись ли другие мои предки ведьмами и колдунами. Видимо, нужно будет выкроить время и съездить в старый особняк дер Ланге в Стокгольме, покопаться в семейных альбомах, письмах, пообщаться с соседями. Я могла бы вырасти в том доме, говорить на шведском и никогда не побывать в США, он мог бы стать домом моего детства. Маловероятно, что такой вариант бы осуществился, но помечтать о нем было волнительно.