Пришло время поговорить - стр. 4

Удивительно, но мне кажется, он влюблён в меня. Понятия не имею, что это и как выглядит, но он бывает действительно заботлив и даже трогателен. Говорит приятные слова, дарит милые безделушки и даже цветы, запах которых отдалённо напоминает мне о свободе. Спустя два месяца он начал водить меня по врачам, пытаясь выяснить, почему я не разговариваю. Было действительно много обследований, анализов и врачей, пока не нашёлся один, задавший всего один вопрос и поставивший однозначный и верный диагноз:

– Ты можешь говорить? – спросил просто, а я кивнула положительно.

Узнав диагноз «не хочет», он пришёл в ярость и впервые запер меня в карцере, но забрал оттуда уже через три дня. Это всегда был очень трогательный момент воссоединения: он приходил, как Спаситель, поднимал меня на руки и нёс до самой кровати, бормоча, как сильно соскучился. Может, если бы он хоть раз спросил, как меня зовут, я бы и ответила. А ещё, кажется, у него есть жена. Во всяком случае, обручальное кольцо точно видела, вряд ли такой, как он, стал бы носить его, будучи, скажем, вдовцом. Может, даже дети есть, не знаю. И я понятия не имею, как его зовут. Просто мужчина, который перекупил меня и держит в огромном доме, набитом охранниками, с решётками на окнах, выходящих на котельную. Не удивлюсь, если с парадного вид из его спальни, которую он делит с законной супругой. Может, и в той, в свою очередь, есть такой же узник. Кто их поймёт, этих чокнутых богачей, способных купить человека.

– Эй, – послышалось тихое из-за двери, оторвав меня от воспоминаний, – моя смена заканчивается. Верни лист.

Я с сожалением посмотрела на клочок бумаги с написанными от руки знаками и расшифровкой букв и просунула его под дверь.

Через какое-то время скрипнула дверь и послышались тяжёлые шаги вниз по деревянной лестнице, а я поморщилась: на смену заступил тот самый грузный охранник, который по ночам включал порнуху на телефоне и смотрел её прямо под дверью в мою клетушку, тяжело дыша от усердия, а потом громко храпел. К счастью, утром его сменяли, и я могла насладиться тишиной: всего их было четверо, тех, кто дежурил возле карцера, и только один этот был таким мерзким.

Он швырнул под дверь кусок хлеба и закатил бутылку с водой: настало время ужина. Я поделилась с Мотькой и съела всё до последней крошки, отлично понимая, что и этого могу быть запросто лишена. Странно, но мысль покончить с собой никогда не приходила мне в голову, несмотря на то что возможностей было хоть отбавляй. Что это: внутренний протест или, наоборот, трусость, я не знала и анализировать не собиралась, приняв как данность.